"Тонино Бенаквиста. Мясорубка для маленьких девочек" - читать интересную книгу автора

с "пушками". Он влюбленно разглядывал голубоватую сталь. "Приятно снова
видеть тебя в седле", - сказал он. Жорж - он тоже из разряда природных
катастроф. Я заплатил наличными - пять кусков! - за подержанный ствол 38-го
калибра. Сидя в тюрьме, забываешь о таких вещах, как инфляция.
Стоял собачий холод. Такой жуткий, что, не смоли я сигарету за
сигаретой, у меня вконец скрючило бы пальцы. Что в данный момент было бы
совсем некстати, поскольку мой указательный лежал на взведенном курке. Как
только он вышел из дома, все мои рефлексы враз вернулись ко мне: привычка -
вторая натура. Глаза забегали туда-сюда на сто восемьдесят градусов, ухо
насторожилось, что твой радар, по спине забегали мурашки; я уж не говорю о
своем умении подстеречь нужного типа в нужном месте. Гром выстрела вернул
меня на двенадцать лет назад.
Потому что, надо вам сказать, я и попался-то на почти такой же штуке.
Прокурор разглагольствовал о двух бандитах, не поделивших добычу. Мой
адвокат играл на "преступлении в пылу страсти", и был в общем-то прав. Меня
интересовала в основном Жанна, а этот подонок Франк не нашел ничего лучшего,
как отправить ее на панель. Разве можно было спустить ему такое?!
В общем, что говорить... Ладно, это все в прошлом. А нынче я ас из
асов, сам это чувствую, и уж прежних промахов не допущу. Я сразу понял, что
никто не станет меня преследовать за этого кретина, упавшего в снег. Перед
тем как он откинул копыта, я успел популярно разобъяснить ему, что нехорошо
наставлять синяки женщине, которая так славно рассказывает про катастрофы.
Ствол я выбросил в сточную канаву. Вот только тачка моя не сразу
завелась из-за холода, а потом забуксовала на обледенелой дороге. Да, уж
если эта подлая природа за кого возьмется, только держись!

Я устроился на работу грузчиком и снял комнатенку напротив ее дома. По
вечерам я следил, как она возвращается к себе, и еле удерживался, чтобы не
подойти, пока она ходит с этим вдовьим взглядом и черной косынкой на голове.
Через три недели она уже носила цветастое платье и смеялась, болтая с
подружкой у дверей своего дома. Когда я позвонил ей на работу, она не
очень-то удивилась. Назначила мне свидание - довольно далеко, в маленьком
отеле за городом. Мы не стали говорить о нем, о ее горе, о ее будущем. И о
моем тоже. Я обнял ее. Мы поцеловались. И я решил, что дело в шляпе.
Но вместо того, чтобы отдаться чувствам, она тихонько высвободилась из
моих рук. У меня появилось странное ощущение, что она старательно отмерила
свой поцелуй, - так отмеривают слова, оценивая вино, только ей никак не
удавалось подобрать нужные оправдания. Перед тем как уйти, она пробормотала:
- Прости меня, но... Знаешь... Не в обиду будет сказано, такие вещи...
К ним себя не принудишь... Их надо чувствовать... дождаться, когда заговорит
природа...

В конце концов я бросил работу грузчика. Жорж стал подкидывать мне
временные заработки. Каждый вечер я перечитываю по одному письму Марианны, а
годы текут и текут, разделяясь на циклы по семьдесят дней. Мое любимое
письмо - то, где она говорит о моем деянии, "таком романтичном, таком
праведном и в то же время таком жестоком".
Отныне я знаю, что никогда уже не проснусь счастливым. Господи, до чего
же подлая штука эта природа!