"Юлия Беляева, Евгений Бенилов. В Бирмингеме обещают дождь (вариант 2)" - читать интересную книгу автора

взгляд мне не удавалось.
- Не знаю, Юля.
В висках у меня застучало.
- Не знаешь?
Саломаха поднял глаза, но, не доведя до моего лица, отвел куда-то вбок.
- Я прошу меня простить.
Визг музыки достиг апогея и резко смолк. Я машинально посмотрела на
музыкальный центр: кассета все еще крутилась... очевидно, перед ее концом
оставался пустой кусок. Саломаха сел на стул, выпрямив спину - будто
проглотил аршин. Ладони он сложил на коленях.
- Я прошу меня простить, - он глубоко вздохнул. - Я говорю искренне...
потому что раскаялся. Потому что изменился. Потому что увидел Свет.
- Какой еще свет? - злобно не поняла я.
- Всепроникающий Свет Христа, - произнес экс-комсомолец с такой
экспрессией, что в горле у него пискнуло. - Исходящий из Его чела и
оканчивающийся на челе Будды.
Ближайшая ко мне сандаловая палочка (прилепленная куском пластилина к
стеклу серванта) догорела до ножки и погасла, источая тонкую струйку дыма.
- Что ты городишь? - я раздавила погасшую палочку в одной из грязных
тарелок на столе. - При чем здесь Будда?
- Ты не понимаешь! - воскликнул Саломаха. - И я тоже не понимал...
раньше не понимал... пока не встретил людей, открывших мне глаза, - он
вдруг глубоко наклонился, чуть не коснувшись лбом коленей, и стал качаться
на стуле, как китайский болванчик. - Без них бы я погиб, не выдержав
Тяжести Пути... Я бы сломался под Бременем Невежества и Зла... Заблудился
бы в Лабиринте Отчаяния... - он умолк, продолжая раскачиваться на стуле.
- А зачем ты рассказал эту гнусную историю при всех?!... - спросила я.
- Да еще налгал, будто мы с тобой потом встречались... - я поняла, что
говорю о несущественных мелочах, и замолчала.
Опять наступила тишина, нарушаемая микроскопическими ударами снежинок
по стеклу окна.
- Ты ведь знаешь, что Вероника ушла от меня? - хрипло спросил Саломаха.
- Да.
Музыкальный центр равнодушно докручивал пустую магнитофонную ленту.
- И что Андрюшу... нашего сына забрала с собой.
- Да.
Сандаловые палочки безучастно чадили в душный стоячий воздух.
- Я плохо жил. И мне было послано Наказание, - не переставая
раскачиваться, Саломаха закрыл лицо ладонями, но тут же бросил их обратно
на колени. - А после Наказания был послан Свет, - он всхлипнул. - Я
причинил тебе большое Зло... Сначала - из-за Первобытного Греха, потом -
из-за обуявшей меня Гордыни... И еще потому, что бремя Зла всегда
порождает новое Зло...
Он умолк.
- Подонок. Господи, какой же ты подонок...
- Был подонок, - эхом отозвался Саломаха. - Но теперь...
- Заткнись!... - нервное напряжение брызнуло у меня из глаз слезами
ярости. - Подонком ты был, подонком и остался!... И перестань нести эту
чушь насчет Света и Христа... все равно не поверю, что ты... ты... - мои
губы задрожали, и фраза осталась неоконченной.