"Ален де Бенуа. Как можно быть язычником" - читать интересную книгу автора

утверждение единства бытия и мира содержит в себе постулат их вечности:
поскольку бытие не могло возникнуть из абсолютного ничто, мир никогда не
начинался и никогда не закончится. Об абсолютном существе, являющемся
существованием в его целостности, мы можем сказать, что оно есть радикально
несотворенное, причина самого себя, causasui.[18]
Действительный мир соответствует греческому понятию: он единственен,
один в своем роде, без двойника или отражения, без "зеркала", без
прибавленной к нему (псевдо) ценности, каковой был бы загробный мир. Сама по
себе, вне человеческого сознания или представления вселенная нейтральна,
хаотична, лишена смысла. Как говорит Клеман Россе, единственная тайна мира
заключается в том, что у него нет никаких тайн. Чтобы раскрыться, ему
достаточно самого себя. Смысл в нем появляется только как следствие
представлений или истолкований, которые может ему придать человек. Есть
тайна мира, но нет тайны в мире, есть тайна вещей, но нет тайны в вещах. Не
существует "универсального ключа" к универсальному, как и к "смыслу
истории". Как пишет Россе, чрезвычайно странно, что столь много сил было
потрачено на то, чтобы "проникнуть в смысл становления и истории, то есть в
смысл того, что не имеет смысла" (Le rel et son double. Essai sur
l'illusion, Gallimard, 1976).[19] Точно так же во вселенной не существует
никакой объективной необходимости в творчестве. Впрочем, необходимость есть
всего лишь другое имя случайности - то же самое, но увиденное под другим
углом. Все, что существует, существует необходимо только лишь потому, что
ничто не может избегнуть необходимости чем-то быть - быть "как-то так или
иначе" (Малькольм Лоури). Тем не менее это не значит, что вселенная обречена
на абсурдность. Не существует априорного смысла, но человек может создавать
смысл в соответствии со своими желаниями и представлениями. Эта власть
взаимосвязана с его свободой, потому что отсутствие предопределенного
значимого образа равноценно для него возможности любых образов, отсутствие
однозначного очертания - возможности любых действий.
Из сказанного выше можно заключить, что иудео-христианское единобожие
более всего отличает не только вера в единственного бога, но также, и
особенно, приверженность дуалистическому взгляду на мир. Пример греческой
философии показывает, что на самом деле может существовать недуалистическое
"единобожие", отождествляющее абсолютное бытие и мир, которое, как мы увидим
далее, не является коренным противоречием многобожию, поскольку различные
боги могут в нем соответствовать различным образам, в которых являет себя
Божество.
В этой связи невозможно обойти молчанием тот факт, что в весьма
значительной степени современное научное движение, выступает против
дуалистического разрыва мира в той степени, в какой оно вновь вводит
человека в мир, отвергает представление о человеке как средней стадии между
Богом-творцом и природой-машиной и разрабатывает, как говорят Илья Пригожин
и Изабель Штенгерс, "более целостное представление о мире" (La nouvelle
alliance, Gallimard, 1979). Значительная часть современных ученых склоняется
к отказу от единственного закона, взгляду на относительность область
применения любой объяснительной модели, признанию множественности времени и
различия целей, определению любой формы жизни как открытой системы, далекой
от равновесия, и т. д. Пригожин указывает, что рассеивание материи и
энергии, в целом связывающееся с представлением о безвозвратной потере
производительности, само становится источником отнюдь не равновесия, а