"Александр Бенуа. Жизнь художника (Воспоминания, Том 1) " - читать интересную книгу автора

посредством музыки.
Остановлюсь здесь на тех петербургских пейзажах, которые были ближе к
нашему дому, некоторые из них я мог даже изучать, не покидая родительской
квартиры, в дни, когда болезнь приковывала меня к дому.
Каждая из диковин нашего околотка значила для меня очень много, но надо
всем господствовала сверкающая золотыми куполами Никольская церковь. Она
была одним из самых роскошных и самых внушительных среди петербургских
храмов. В раннем детстве, однако, мое отношение к ней было какое-то
смешанное, складывалось оно из любования, почитания и из жути. Я не мог
отделаться от впечатления, что вся эта группа из пяти вышек составляла
какую-то семью богатырей, чела коих были украшены шлемами, и что старший из
них, стоявший в середине, и есть "Сам Боженька", что на его лице написано
скорбно-строгое выражение. Когда я себя чувствовал в чем-либо виноватым, то
именно этот Боженька, казалось, глядел на меня с особой укоризной, а то и с
гневом. Нижняя часть Николы Морского была несравненно приветливее. В
многоугольном плане его стен, в кудрявых капителях, в бесчисленных
херувимах, которые барахтаются в пухлых облаках над окнами и дверями, в
узорчатых, частью позолоченных балконах, в лепном сиянии, окружающем среднее
овальное окно - выражено нечто радостное, все приглашает не столько к посту
и покаянию, сколько к хвале Господа, к празднованию Его великих благодеяний.
Я не уставал все эти подробности разглядывать и, вероятно, от этого
"интимного" знакомства с чудесным произведением XVIII века родилось мое
восторженное отношение к искусству барокко. Очень уважал этот шедевр и мой
папа, от которого я и узнал замысловатое, но хорошо усвоенное имя строителя
Никольского собора - Саввы Чевакинского. Благодаря примеру моего же отца,
который, будучи ревностным католиком, все же относился с величайшим
благоговением и к православному вероисповеданию, я мог относиться к Николе
Морскому, как к нашей церкви - и это тем более, что папа носил то же имя,
как и великий Святитель, именем которого наречен собор и что Храмовой
Праздник Николы, 6-го декабря, совпадал с празднованием папиных именин.
Самый адрес нашего обиталища тогда, когда еще действовал старомодный обычай
давать адреса в несколько описательной форме звучал так: "Дом Бенуа, что у
Николы Морского".
Однако церковь церковью, а светские соблазны соблазнами, и как раз два
соблазнительнейших места находились тут же по соседству, всего в нескольких
шагах от нашего дома. То были театры - два главных театра государства
Российского: Большой и Мариинский. И к обоим-то семья наша имела весьма
близкое отношение. Большой театр, когда-то построенный Томоном, но сгоревший
в 1836 г., был восстановлен "папой моей мамы", а второй и целиком построен
тем же моим дедом в сотрудничестве с моим отцом (Про Мариинский театр можно
даже сказать, что он был дважды построен моим дедом Альбертом Кавос. Сначала
в 1840-х годах был на этом месте сооружен Императорский театр-цирк, а когда
это здание в 1850-х годах сгорело, то на старой основе был построен
Мариинский театр. При этой вторичной постройке работами заведовал мой отец,
так как дед был тяжело болен. Возможно, что именно ему принадлежит
очаровательное убранство зрительного зала.).
Кстати, внутри Мариинского театра имелось убедительное доказательство
его семейной к нам близости. В одном из писаных медальонов, которые были
вставлены в своды фойе, вырисовывался профиль носатого господина с баками и
в очень высоких воротничках - и это был мой прадедушка, когда-то знаменитый