"Александр Бенуа. Жизнь художника (Воспоминания, Том 2) " - читать интересную книгу автора

надвинутся на меня и мне тогда не сдобровать. Однако, в момент, когда
крестное шествие было уже под самым нашим балконом - страх исчезал,
священные знамена, не причинив вреда, медленно проплывали мимо, и в ту же
минуту внимание всех, стоявших на бельведере, было поглощено чем-то
совершенно уже необычайным. Многие набожные люди норовили пройти или даже
проползти по земле под громадную, блиставшую золотом и драгоценными
каменьями икону Божьей Матери, несомую на плечах обливающимися потом и явно
изнемогающими под ношей богомольцами. И тут же происходили иногда сцены,
совершенно "средневекового характера".
В толпе раздавался вопль и к иконе проталкивались дюжие мужики, таща за
собою бьющуюся в корчах и неистово визжащую женщину-кликушу. Несмотря на
сопротивление ее валили на мостовую и держали распластанной во прахе, дабы
икона, проносимая над ней, могла оказать свое чудотворное действие. И
действительно, бесноватая вставала затем успокоенная, без чужой помощи, а
все вокруг, да и наши прислуги на бельведере, пораженные явным чудом,
усиленно крестились. По пути следования Крестного хода такие сцены
повторялись несколько раз...
Дважды в моем рассказе я уже упоминал о "тоне", т. е. о том примитивном
рыболовном предприятии, которое находилось в непосредственном соседстве с
Кушелевским парком. Эта тоня была столь любопытной достопримечательностью
тех мест, а в моей памяти она занимает до сих пор такое значительное место,
что я должен о ней рассказать подробнее.
До "тони" было от нас всего несколько шагов. Стоило выйти за ворота
парка, перейти набережную улицу и спуститься по деревянной лесенке с
довольно крутого берега, как человек уже оказывался на пропахшем рыбой
помосте тони. Когда в воскресные дни к нам или к Эдвардсам приезжали гости,
то полагалось часа за три до обеда всем отправляться на тоню, и тогда Матвей
Яковлевич, питавший настоящую страсть ко всякого рода азартным играм
"заказывал тоню" - в надежде сделать чудесный улов. Иной раз в сетях
оказывались и сиги, и судаки, не считая всяких ершей, окуней, корюшки и
салакушки, а в особо счастливые дни попадались и лососи. Но бывало (и это
случалось чаще), что невод возвращался пустым или с одной только мелочью, и
тогда Матвей Яковлевич терял свои три рубля и уходил с берега благодушно
раздосадованный, причем мама хитренько улыбаясь, говорила ему: "Я это знала,
вот почему и приняла меры: утром еще купила чудесную рыбу к обеду".
Для нас, детей, долгое ожидание возвращения невода было томительным и
мы предпочитали этот час заполнять тем, что, сойдя с плота на береговой
песок, немилосердно моча свои сапожки и новые костюмчики, входили по колено
в воду, набирая в ведерки всяких колюшек и другой крошечной рыбешки. Бывало,
идущий в середине реки пароход всколыхнет воду, и волны, докатясь до берега,
обдадут нас с ног до головы. При этом девочки неистово визжали и поднимали
свои юбочки. Но вода у берега была нагретая и никаких простуд вследствие
этих рыболовных авантюр мы не испытывали. Кроме рыбок, можно было собирать
на берегу и мелкие ракушки, а то и красноватую сосновую кору, из которой
папа умел вырезать прелестные лодочки и кораблики. Особенным счастьем
почиталось найти на берегу корабельный блок или какую-нибудь длинную жердь.
Занятно было вдоль берега добраться до гранитной пристани перед
Безбородкинским дворцом и поглядеть как рыбаки, не участвовавшие в тоне,
варят на костре уху, которую они тут же хлебали, чинно усевшись кружком и
черпая деревянными ложками из общего котла.