"Александр Бенуа. Жизнь художника (Воспоминания, Том 2) " - читать интересную книгу автора

от водорослей и гребцы могли то развивать "предельную" скорость, то
оставлять свое судно скользить по инерции. Знакомый во всех подробностях
парк с его затеями, видимый таким образом снизу и как бы из-под земли,
казался новым. Лишь то, что стояло у самого берега, виднелось сполна, все же
остальное как бы пряталось и украдкой выглядывало из засады. Вдруг на
повороте начинали белеть и расти колонны Ротонды, казавшейся снизу еще более
величественной или, после очень узкого места с листвой, нависавшей над
водой, открывался вид на широкий пруд с двумя его павильонами и мраморным
между ними спуском. Так как эти павильоны стояли на территории Славянского
завода и к ним не разрешалось причаливать, то они казались особенно
заманчивыми.
С этими прогулками по каналам Кушелевки у меня связано воспоминание об
одном приключении слегка романтического оттенка. В лето 1878 года
Кушелевский дворец был предоставлен в качестве летней резиденции, какому-то
институту. Если мы в своей лодочке оказывались у моста, через который шла
главная аллея от дворца, в часы рекреации или под вечер по окончании
занятий, то на мосту и вблизи по берегам мы заставали нескольких
"прелестных" институточек прелестных уже по тому, что все они были одеты в
те грациозные старомодные платья с открытым воротом и с голыми руками, в
которых казенных затворниц одели еще при Николае Павловиче. Цвет этого
форменного костюма был светлосиний и поверх него одевался белый передник, а
иногда белая пелеринка. Уже издалека синие фигурки виднелись на Львином
мосту; одни стояли, опершись о перила или облокотившись на чугунных львов,
другие гуляли по мосту, а еще некоторые - все парами - сидели на траве по
откосам берега. Вот они завидели нашу лодочку, гуляющие остановились, те,
что сидели на траве, вскочили и побежали на мост, и все сплоченной,
нарастающей группой нас встречают, но встречают в молчании, лишь весело
улыбаясь и делая робкие жесты приветствия. На момент, когда мы подплываем
под мост, эта прелестная картина исчезает, но тотчас же в новой группировке,
она снова предстает перед нами с обратной стороны; опять улыбки, на сей раз
грустные и жесты, выражающие печаль. Через час мы плыли обратно. Если в это
время институтки были еще у моста, то вся эта сцена возобновлялась.
Через несколько таких встреч обе стороны стали смелее. Сидящие в лодке
стали произносить фразы вроде "какая чудная погода" или задавать вопросы:
"не желаете ли прокатиться?", "завтра будете здесь?" и т. д. На что
следовали еле слышные ответы. Если с нами были сестры Саши, то институтки
решали с ними перемолвиться и другими фразами, и в этих случаях лодка наша
застревала на несколько минут.
Эту-то прелестную идиллию, чуть ли не каждодневно повторявшуюся, мы
сами, по собственной вине, нарушили. Вздумали мы с Сашей поднести нашим
тайным "знакомкам" букет и для этого букета были опустошены, несмотря на
робкие протесты мама Лудвиг, многие клумбы и гряды ее садика. Подъезжая с
этим ворохом цветов к мосту, и я и Саша были до нельзя возбуждены, точно
спешили на какое-то запретное свидание (о любовных свиданиях я понаслышке
уже имел некоторое представление и очень даже этим интересовался).
Оказавшись же у самого моста, я, улучив момент, когда лодочка остановилась,
с неожиданным для себя проворством, выскочил с букетом на берег и стал
карабкаться вверх. Взобравшись же к львам, красный как рак и немея от
смущения, я положил наш дар к башмачкам голубеньких красавиц. Девиц так
тронул "рыцарский поступок" мальчишки, что они гурьбой набросились на меня и