"Александр Бенуа. Жизнь художника (Воспоминания, Том 2) " - читать интересную книгу автора

Робера), служивший в 1870-х годах жилищем для рыбаков. От этого "грота" к
воде, во всю ширину пристани, шли опять каменные ступени.
В сад Безбородкинский дворец выходил террасой с перильцами кованого
железа. Широкая липовая аллея, подходившая к самому садовому фасаду, была
уставлена по обе стороны мраморными бюстами римских императоров; она
доходила до моста, украшенного опять-таки львами, а конец этой аллеи
упирался (с 1877 г.) в деревянный забор, отделявший участок завода "Нева" от
остального парка. Слева от дворца, в саду под деревьями, возвышалась
грациозная беседка, так называемый "Кофейный дом", похожий на Турецкий
павильон в Царском селе. Внутри этот дом был расписан по желтому фону
птицами и арабесками, но уже в 1877 году он служил складом всякой рухляди и,
глядя через щель в запертой двери, можно было различить внутри груды ломаных
скульптур вперемежку со скамьями, столами, частями решеток и с садовыми
инструментами. Еще более влево от дворца стояла до 1876 года, на довольно
открытом месте, помянутая Руина, назначение которой было служить
"бельведером", а рядом находился, построенный в стиле английской готики, дом
управляющего, в котором в наше время варил свой портер и джин-джербир
помянутый мистер Нетерсоль. Около готического дома возвышалась простая
триумфальная арка, через которую, как гласило предание, не раз въезжала на
праздники, дававшиеся графом Безбородко, сама матушка Екатерина Великая.
Вправо от дворца парк был замкнут со стороны набережной глухим дощатым
забором с каменными столбами. Ближайшие к Охте ворота в нем и вели к дачному
поселку, в котором жили и мы. Почти у самых ворот, рядом с небольшой
двухэтажной желтой дачей, сохранился гранитный пьедестал, на котором
когда-то стояла ваза, каменная крышка которой все еще валялась тут же в
траве; другая прекрасная ваза полированного гранита уцелела недалеко от
завода моего зятя. Кубический домик с купольным прикрытием (типичный для
Гваренги), рядом с нашей дачей, служил жилищем полуглухому дворнику Сысою и
его сварливой старухе; но когда-то эта сторожка была баней-купальней и сам
Александр Дюма в ней парился.
Запущенная дорожка вела от ворот в глубину парка, изобиловавшего
деревьями всевозможных пород. Столетние дубы, березы, липы, ели стояли то
сплоченными рощами, то образовывали центр небольших полянок. Дорожка
приводила к деревянному "китайскому" мостику, от китайского убора которого
оставались лишь жалкие обломки. Однажды хрупкие перила этого мостика, на
которые неосторожно облокотился кто-то из наших гостей, подломились и он
едва не сломал себе шею, упав в неглубокие воды канала. С тех пор ветхие
узорчатые перила были заменены новыми, простыми, но прочными, да и весь
мостик переделан на простейший лад.
За мостом возвышалась "горка", обязательная в каждом парке, она вся
заросла кустами волчьих ягод, которых я, несмотря на их ядовитость,
безнаказанно съедал целые гроздья, поражая всех своим бесстрашием. Еще через
несколько шагов, за изгибом канала, открывался вид на главную диковину
Кушелевского парка - на Гваренгиевскую ротонду, пожалуй, слишком
колоссальную по месту, но являвшую собой образцовый памятник классической
архитектуры. Ротонда состояла из невысокого гранитного основания и из восьми
величественных колонн с пышными коринфскими капителями, поддерживавшими
плоский купол, богато разукрашенный внутри лепными кесонами. Колонны были
белые, крыша зеленая.
Еще в 1860-х годах эта монументальная беседка служила сенью для