"Александр Бенуа. Жизнь художника (Воспоминания, Том 2) " - читать интересную книгу автора

театрального искусства и даже сыграть ее в "международном масштабе", то мои
первые впечатления от балета могут даже представить и несколько больший
интерес. Я и на этот раз как бы помешался. Но помешался я не столько от
танцев (как и в опере, я не столько пришел в восторг от пения), сколько от
всего представления в целом и главное особенно от фантасмагории,
получившейся от соединения яркости декораций и костюмов с красотой движений
и с музыкой. Напротив, самые танцевальные эволюции, особенно кордебалета,
показались мне надоедливыми. С другой стороны, именно то, что в балете не
говорили и не пели, а только молчаливо под музыку действовали - это, видимо,
отвечало какому-то моему коренному вкусу. Ведь этот же безотчетный вкус
заставил меня отдать предпочтение немой пантомиме в балагане Егарева перед
"говорящей" арлекинадой у Берга. Впрочем, я считаю лишним распространяться
здесь на эту тему, которой целиком посвящены мои специально балетные
воспоминания. Ограничусь лишь тем, что я сидя - в 1876 г. - в ложе первого
яруса со своими кузинами и впиваясь глазами в то, что происходило на сцене,
где шел балет "Баядерка", пережил тогда минуты, принадлежащие к самым
счастливым в моей жизни, мало того, к минутам, имевшим в себе "нечто
вещее" - точно предчувствие в будущем таких же, если не еще больших,
радостей. Четырнадцати лет я сделался заправским балетоманом, но и до того я
успел увидать почти все, шедшие на Императорской сцене балеты.
Все они были a grand spectacle и исполнены романтической поэзии. Водили
меня сначала в балет приблизительно два раза в году - на Рождество и на
Пасху, а потом и гораздо чаще. Таким образом, передо мной прошли и страшная
история про "Дочь снегов", в которой мореплавателя, пренебрегшего любовью
сказочной принцессы, пожирают белые медведи, и "Бабочку", начинавшуюся с
веселого оживления всяких овощей и кончавшуюся апофеозом с павлином во всю
сцену, и очень эффектно поставленный балет "Пигмалион" (кн. Трубецкого), в
котором скульптор влюбляется в созданную им статую и в котором по золотой
лестнице, занимавшей всю ширину сцены, сновали сверкающие драгоценностями
негры. Скорее я был разочарован балетом "Дон-Кихот", в котором герой
Сервантеса сражался с мельницами, колол марионеток странствующего театра и
был, наконец, повержен таинственным, закованным в серебро рыцарем луны...
Некоторые балеты я видал по два, по три раза, и все - с неостывающим
интересом. Это случилось, например, с "Роксаной", поставленной в 1878 г. в
ознаменование увлечения русского общества идеей освобождения славян на
Балканах. Но я к этому балету еще вернусь в связи с моими воспоминаниями о
Русско-турецкой войне.
Совершенно особняком стояли балеты комические и полукомические, вроде
"Фризака-Цирульника" и "Марко Бомбы". К комическим же принадлежал отчасти и
самый популярный из русских балетов "Конек-Горбунок", сюжет которого был
заимствован из сказки, обработанной Ершовым. Здесь главная роль принадлежала
не какому-либо принцу, а простому мужичку, да вдобавок заведомому
простофиле-дураку. Однако, самое изумительное счастье выдавалось именно ему.
Изловив волшебного конька, он превращал его в своего послушного слугу, но
только, при невозможности ввести в число исполнителей настоящую лошадь,
авторы балета прибегли к компромиссу. В первой картине Иванушка Дурачок
действительно схватывает бежавшего среди полей картонного конька, во второй
картине он даже взлетает в облако, сидя на нем задом наперед, но уже дальше
зрители видели не горбатенькую лошадку, а какого-то скрюченного человечка,
одетого в странный костюм и непрестанно слегка подпрыгивающего.