"Нина Берберова. Аккомпаниаторша (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Нерсесов. Я вспоминала свою жизнь, Евгения Ивановича, который уехал и не
вернулся, полузнакомое ласковое лицо в вагоне между Петербургом и Москвой,
которое я больше не видела, моего первокурсника в Ростове, над которым так
посмеялась Мария Николаевна. И это было все.
- Не Танечка, а Сонечка, - отвечала я на это и опять пила.
- Вас надо выдать замуж, голубушка, - говорил он, - и чтобы были
детки...
- Не Олечка, а Сонечка, - отвечала я на это и смеялась сама над собой.
Поздно, перед самым рассветом, он довез меня до дому, поцеловал мне
руку и поблагодарил меня "за веселую кабацкую ноченьку". Не сразу нашла я
звонок; когда парадная дверь отворилась, мне показалось, что в темноте
кто-то есть. Я стала искать выключатель. Я чувствовала, что совсем близко от
меня кто-то стоит, и мне становилось страшно. Дверь на улицу я оставила
открытой. Внезапно кто-то вышел и закрыл ее снаружи. Я зажгла свет.
Наверху гости уже разошлись. Мария Николаевна еще не возвращалась.
Павел Федорович сидел один посреди гостиной. Было накурено, ковер был снят.
- Почему вы не спите? - спросила я.
- Не хочется, - ответил он. - Ну как вы веселились?
Но я вдруг всхлипнула.
- Ррради Бога, ррради Бога! - закричал он, как давеча, когда что-то
соображал во время карт. - Идите скорее спать. Вам надо выспаться.
И он вытолкал меня за дверь так, будто боясь, что я сейчас скажу
что-нибудь лишнее.


VIII

Может быть, если бы Мария Николаевна в те недели переменилась лицом и
душой, страдала бы, да так, чтобы это все видели, и я в том числе, если бы
она заболела, лишилась голоса, - не знаю, может быть, с меня было бы этого
достаточно. Но кроме пришедшей к ней какой-то тихости да изредка
беспокойного взгляда, я не замечала ничего. Опять она была мила и
внимательна к Павлу Федоровичу, опять занималась старательно и много,
временами ослепительно хорошела и самоуверенно и вольно продолжала свою
жизнь. И я чувствовала, что я все больше и больше стараюсь перед ней, а она
растет, как певица, и подходит, и внешне и внутренне, к какому-то, если так
можно сказать, фокусу своего существования, к точке, которую при ее уме,
таланте и красоте она способна будет протянуть, вероятно, на долгие годы.
В ее равновесии было что-то, что восхищало меня до испуга, до
отвращения к ней. В том, что она обманывает Павла Федоровича, я не
сомневалась, но и это делала она необычно, и он, вероятно, бессознательно
сам помогал ей в этом: он никогда ни о чем ее не спрашивал и тем самым не
заставлял лгать, не унижал ее - она просто молчала. В том, что с Бером у нее
не случайное "приключение" - это слово в приложении к ней звучало так же
нелепо, как если бы к ее удивительно "верному" и правильному телу вдруг
приставили костыли, - в том, что с Бером у нее долгая, трудная и возможно
безвыходная любовь, я тоже не сомневалась. И несмотря на неразрешимость этих
чувств, она продолжала сиять каким-то постоянным счастьем. И за это вечное
счастье я мечтала наказать ее.
Дать понять Павлу Федоровичу, что Бер в Париже, было мне мало. Мне надо