"Николай Бердяев. Константин Леонтьев" - читать интересную книгу автора

бездушным и сухим сторонам современного европейского прогресса", обращается
к Куртину и Кувайцеву, в которых он видит "характер трагического в жизни
народа". В этом сказываются не только эстетические, но и моральные вкусы К.
Н. Социологическое и моральное его учение полярно противоположно
социологическому и моральному учению H. Михайловского. К. H. утверждает, что
яркое развитие личности предполагает дифференцированное и сложное строение
общества. Упростительное смешение общества ведет к отцветанию личности, к ее
опустошению. Общественная нивелировка ведет к умиранию не только
общественной, но и личной яркости и оригинальности. Индивидуализм
Михайловского, требующий уравнения и смешения общественной среды, враждебен
индивидуальности. Точка зрения Леонтьева находит себе подтверждение у
исследователей совершенно иного типа, например у Зиммеля в его "Социальной
дифференциации". Наряду с истиной социологического характера К. Н. выясняет
истину этического характера. Сверхличные ценности, религиозные, культурные,
государственные, выше личного блага. Личное благо должно склониться перед
сверхличными ценностями. И это - бесспорная истина нравственного сознания,
столь противоположного нравственному сознанию Толстого, Михайловского и
многих русских людей. Но границы сознания К. Леонтьева были в том, что он не
понимал значения свободы духа, что точка зрения его была не столько
духовной, сколько натуралистической. Религиозная проблема человека не стояла
перед ним во всей глубине. Леонтьев забывает, что христианство утверждает
абсолютное значение всякого лица человеческого.

V

К. Леонтьев пророчески чувствовал, что надвигается мировая социальная
революция. В этом он резко отличается от славянофилов, у которых не было
никаких катастрофических предчувствий. Он с большой остротой сознавал, что
старый мир, в котором было много красоты, величия, святости и гениальности,
разрушается. И этот процесс разрушения представлялся ему неотвратимым. В
Европе не может уже быть остановлен процесс упростительного смешения. Вся
надежда была на Россию и на Восток. Под конец и эту надежду он потерял.
"Когда-нибудь погибнуть нужно; от гибели и разрушения не уйдет никакой
земной общественный организм, ни государственный, ни культурный, ни
религиозный". К. Н. любил "роковое", и в действии "роковых сил" он видел
больше эстетики, чем в сознательных человеческих действиях. "Свершение
исторических судеб зависит гораздо более от чего-то высшего и неуловимого,
чем от человеческих, сознательных действий". Он не чувствовал эстетики
человеческой свободы. Он отрицал действие свободного человеческого духа в
истории. В этом он был близок к школе де Местра и Бональда. Но "роковые
силы" против него. В мире не удается "все церковное, все самодержавное, все
аристократическое, все, охраняющее прежнее своеобразие и прежнюю богатую
духом разновидность". "Все идут к одному, к какому-то среднеевропейскому
типу общества и к господству какого-то среднего человека. И будут так идти,
пока не сольются все в одну всеевропейскую республиканскую федерацию".
Революция есть "всемирная ассимиляция", и она идет. В будущность
монархического начала для Европы XX века может верить лишь тот, "кто не
умеет читать живую книгу истории". К. Н. предвидел, что либерализм неизбежно
должен привести к социализму, и с гениальной прозорливостью определил
характер грядущего царства. "Тот слишком подвижный строй, который придал