"Николай Бердяев. Константин Леонтьев" - читать интересную книгу автора

строй. У идей нет гуманного сердца. Идеи неумолимы и жестоки, ибо они суть
не что иное, как ясно или смутно сознанные законы природы и истории".
"Страдания сопровождают одинаково и процесс роста и развития, и процесс
разложения. Все болит у древа жизни людской... Боль для социальной жизни -
это самый последний из признаков, самый неуловимый; ибо он субъективен". Вот
с какой умственной настроенностью подходит К. Леонтьев к исследованию
общественного процесса. И этот пафос жестокого и беспощадного натуралиста,
объективного физиолога и патолога человеческого общества находит себе
санкцию в его эстетических оценках и в его религиозной вере. Он с
религиозным пафосом и с эстетическим любованием утверждает действие железной
природной необходимости в человеческом обществе, объективно-природные основы
общества, не допускающие субъективного человеческого произвола. В законах
природы, действующих в истории, он видит Бога и красоту. Он открывает
божественное начало не в человеческой свободе, а в природной необходимости.
В этом родствен он Ж. де Местру и французской контрреволюционной
католической школе, хотя, по-видимому, он не был с ней знаком. Натурализм К.
Леонтьева приводил к тому, что он не понимал категории свободы, не понимал
творческого значения духа в жизни общества.
К. Н. был, в сущности, добрый, мягкий человек, с любовью и вниманием
относившийся к людям. Это видно из его писем, из воспоминаний о нем, из всей
истории его жизни. Уж наверное, в нем было больше доброты и любви к людям,
чем у Н. Михайловского, проповедовавшего гуманную и сердечную "субъективную
социологию". Добрым и нежным человеком был ведь и Ж. де Местр. Опубликование
его переписки всех изумило. Не могли понять, как это тот, кто проповедовал
апофеоз палача и искупление кровью невинных жертв, оказался таким прекрасным
человеком. Жестокие идеи К. Леонтьева тоже внушали самое превратное о нем
мнение. Он пишет о себе А. Александрову: "Я, хоть и никогда не проповедую
"чистую мораль" и терпеть не могу, когда пишут о "любви" к человечеству, но
сам не совсем уже, как Вам, я думаю, известно, лишен нравственных и добрых
чувств". В воспоминаниях своих он говорит о той "любви к людям, о которой я
никогда не проповедовал пером, предоставляя это другим, но искренним и
горячим движениям которой я, конечно, никогда не был чужд. Близкие мои знают
это". И это подтверждают все знавшие его. К. Н. любил конкретных живых
людей, встречавшихся ему на жизненном пути, он не любил отвлеченного
человечества и отвлеченного человека, отвлеченного человеческого блага и
человеческой пользы.
Беспощадная натуралистическая социология не мешала этой любви к живым
людям, она не допускала лишь любви к отвлеченному человечеству, к утопиям
земного всеблаженства. Эстетика К. Н. относилась с отвращением к
отвлеченному человечеству и к земному всеблаженству, но нисколько не
противоречила любви к живым людям. Это очень важно выяснить о личности К.
Леонтьева. И христианство его находило себе сердечный исход в любви к живым
людям, а не отвлеченному человечеству и отвлеченному человеческому благу. В
обществе он видел организм иного порядка, чем организм человеческий, и к
нему относился иначе, чем к живой человеческой душе. И в этом он возвышался
над обычным русским отношением к проблеме общества, отношением
сентиментальным, отрицающим органическую реальность общества и применяющим к
нему исключительно субъективно-моральные категории. Благодаря такому
подходу, К. Леонтьеву удалось сделать некоторые социологические открытия,
которые ждут еще своей оценки и которые подтверждаются жизненным