"Николай Бердяев. Константин Леонтьев" - читать интересную книгу автора

культуру были связаны с Востоком. Он придавал огромное значение внешнему
стилю жизни и пластической ее стороне. То, что европейские люди надели фрак
и пиджак, он считал роковым и для их духа. Он видел в этом знак внутреннего
процесса разложения и смерти. На Востоке процесс разложения еще не так
далеко зашел, хотя роковые признаки его Леонтьев видел и предрекал
последствия его.
"Все истинные художники, все поэты, все мыслители, одаренные
эстетическим чувством, не любили среднего человека". "Все истинные поэты и
художники в душе любили дворянство, высший свет, двор, военное геройство".
"Байрон бежал из цивилизованных стран в запущенные тогда и одичалые сады
Италии, Испании и Турции. Тогда в Турции еще жил Али-паша Янинский, которого
свирепость была живописнее серой свирепости французских коммунаров; в Италии
в то время было еще восхитительное царство развалин и плюща, калабрийских
разбойников, мадонн и монахов. "Ограниченный" сардинский король не запирал
еще первосвященника римского в ватиканскую тюрьму и не обращал еще с помощью
людей прогресса всемирного города в простую столицу неважного государства. В
Испании боя быков еще не стыдились тогда. И даже сражаясь за Грецию, великий
человек не предвидел, что интересная Греция Корсара в Фустанелле - есть лишь
плод азиатского давления, спасительного для поэзии, и что освобожденный от
турка Корсар наденет дешевый сюртучишко и пойдет болтать всякий вздор на
скамьях афинской "говорильни". "Без мистики и пластики религиозной, без
величавой и грозной государственности и без знати, блестящей и прочно
устроенной, - какая же будет в жизни поэзия?.. Не поэзия ли всеобщего
рационального мещанского счастья?.." К. Н. более всего заботила не "эстетика
отражений" на полотне или в книгах, а эстетика самой жизни. Он все еще верил
и надеялся, что эстетика жизни, эстетика единства в разнообразии, сохранится
на Востоке, тогда как на Западе казалось ему безнадежно проигранным дело
эстетики жизни, - там и "эстетика отражений" скоро будет невозможна. Он
видел, что экзотический, живописный быт Востока разрушался. Особенно остро
подмечал он этот прогресс у балканских славян, которых не любил и с которыми
не связывал никаких надежд. Все надежды его были связаны с византийским
духом, с греческим православием и с Турцией, которые препятствуют
либерально-эгалитарному прогрессу и спасают от разложения. Наблюдения над
жизнью славян в Турции и на Балканах поколебали в нем веру в племенной,
национальный принцип и привели к отрицательному отношению к панславизму. О
национальной политике потом им были высказаны необычайно острые и глубокие
мысли. Внутренняя драма К. Н., которая привела его к религиозному кризису, к
ужасу гибели и исканию спасения, была в том, что он страстно искал земной
радости, земной прелести и земной красоты и не верил в прочность и верность
всего земного. Чувство гибели всего земного, тленности земной красоты было у
него уже до духовного перелома. Это чувство было заложено в его
романтическом темпераменте. Как романтик, хотел он во имя красоты
противоречий, страданий и неосуществимости желаний. Романтическая эстетика
К. Н. требовала существования зла наряду с добром. Это повлияло и на все его
понимание христианства.
В такой духовной атмосфере окончательно созрел в К. Леонтьеве художник.
Он пишет прекрасные, красочные повести из жизни христиан в Турции, которые
ждут еще справедливой оценки. В некоторых рассказах он обнаруживает
изумительный объективный дар художественного воспроизведения быта Востока.
Таковы повести и рассказы, помещенные во втором томе собрания сочинений -