"Николай Бердяев. Откровение о человеке в творчестве Достоевского" - читать интересную книгу автора

Дмитрия Карамазова. Л. Шестов указал на огромное значение "Записок из
подполья", но он подошел к этому произведению исключительно со стороны
подпольной психологии и дал одностороннее истолкование Достоевского.

VI

Нужно считать установленным, что творчество Достоевского распадается на
два периода - до "Записок из подполья" и после "Записок из подполья". Между
этими двумя периодами с Достоевским произошел духовный переворот, после
которого ему открылось что-то новое о человеке. После этого только и
начинается настоящий Достоевский, автор "Преступления и наказания",
"Идиота", "Бесов", "Подростка", "Братьев Карамазовых". В первый период,
когда Достоевский писал "Бедные люди", "Записки из мертвого дома",
"Униженные и оскорбленные", он был еще гуманистом - прекраснодушным,
наивным, несвободным от сантиментальности гуманистом. Он находился еще под
влиянием идей Белинского, и в творчестве его чувствовалось влияние Жорж
Занд, В. Гюго, Диккенса. И тогда уже обнаружились особенности Достоевского,
но он еще не стал вполне самим собой. В этот период он был еще "Шиллер".
Этим именем любил он впоследствии называть прекрасные души, поклонников
всего "высокого и прекрасного". Тогда уже пафосом Достоевского было
сострадание к человеку, ко всем униженным и оскорбленным. Начиная с "Записок
из подполья", чувствуется человек, познавший добро и зло, прошедший через
раздвоение. Он делается врагом старого гуманизма, изобличителем
гуманистических утопий и иллюзий. В нем соединяются полярности страстного
человеколюбия и человеконенавистничества, огненного сострадания к человеку и
жестокости. Он унаследовал гуманизм русской литературы, русское сострадание
ко всем обойденным, обиженным и падшим, русское чувство ценности
человеческой души. Но он преодолел наивные, элементарные основы старого
гуманизма, и ему открылся совершенно новый, трагический гуманизм. В этом
отношении Достоевский может быть сопоставлен лишь с Ницше, в котором
кончился старый европейский гуманизм и по-новому была поставлена трагическая
проблема о человеке. Много раз уже указывали на то, что Достоевский
предвидел идеи Ницше. Оба они глашатаи нового откровения о человеке, оба
прежде всего великие антропологи, у обоих антропология апокалиптична,
подходит к краям, пределам и концам. И то, что говорит Достоевский о
человеке и Ницше о сверхчеловеке, есть апокалиптическая мысль о человеке.
Так ставится проблема человека Кирилловым. Образ Кириллова в "Бесах" есть
самая кристальная, почти ангельски чистая идея освобождения человека от
власти всякого страха и достижения состояния божественного. "Кто победит
боль и страх, тот сам станет Бог. Тогда новая жизнь, тогда новый человек,
тогда все новое". "Будет Богом человек и переменится физически. И мир
переменится, и дела переменятся, и мысли и все чувства". "Всякий, кто хочет
главной свободы, тот должен сметь убить себя... Кто смеет убить себя, тот
Бог". В другом разговоре Кириллов говорит: "Он придет, и имя ему будет
человекобог". "Богочеловек?" - переспрашивает Ставрогин. "Человекобог, в
этом разница". Этим противоположением потом очень злоупотребляли в русской
религиозно-философской мысли. Идея человекобога, явленная Кирилловым в ее
чистой духовности, есть момент в гениальной диалектике Достоевского о
человеке и его пути. Богочеловек и человекобог - полярности человеческой
природы. Это - два пути - от Бога к человеку и от человека к Богу. У