"Николай Бердяев. Проблема Востока и Запада в религиозном сознании Вл. Соловьева" - читать интересную книгу автора

Ты понял крест и меч - одно.

Священная война близка была сердцу Соловьева. С большой силой
оправдывал он религиозный и нравственный смысл войны. Но "меч" - символ не
только войны в собственном смысле, это символ всякой воинственности, всякой
воинственной борьбы со злом и воинственной защиты правды. В Соловьеве было
это рыцарство, и мучил его недостаток рыцарского духа на православном
Востоке. С обычной своей склонностью к схемам видит Соловьев на Востоке
преобладание бесчеловечного бога, на Западе же преобладание безбожного
человека. Это идет еще от дохристианского разделения Востока и Запада, но
отпечатлелось и на разделении христианства восточного и западного. На
Востоке и в христианстве осталось преобладание божественного над
человеческим, на Западе - преобладание человеческого над божественным. Но
религия Христа есть совершенное соединение божественного и человеческого,
есть религия богочеловечества. Соловьев чуял монофизитский уклон Востока и
болел этим. Он жаждал полноты христианской истины о богочеловечестве, о
совершенном претворении воли человеческой в волю Божью, о совершенном
обожествлении человеческого. То соединение человеческого и божественного,
которое совершилось в личности Христа, должно совершиться в человечестве.
Христос - Богочеловек, Церковь - богочеловечество. До Христа мир шел к
Богочеловеку, после Христа мир идет к богочеловечеству. Христианство спасает
не отдельные души, а человечество и мир. Соловьеву казалось, что на Западе,
в католичестве, идея богочеловечества яснее выражена, чем на Востоке.
Церковная организация католичества казалась ему приспособленной к активному
богочеловеческому процессу истории. Соловьева пленяет антропологизм
католичества, гуманизм Запада. Пассивность Востока, полное отсутствие
человеческой активности привели в византизме, в русском старообрядчестве, да
и в русском православии к национализму и партикуляризму, к порабощению
Вселенской церкви государством и национальной стихией. На Востоке Соловьев
видит исключительно созерцательно-молитвенную религиозность, на Западе же
активно-трудовую. На Востоке нет такой организации церкви, такого единства
церкви, без которых невозможно активное, воинствующее осуществление правды
Христовой на земле, в земной истории человечества, невозможен
богочеловеческий процесс. На Западе, в католичестве, есть это единство, есть
эта организация, и она всего более притягивает к себе Соловьева, убеждает
его в правде католичества. Петр камень церкви - нужен для осуществления
царства Христова. И Соловьев склонился перед Петром церкви католической,
перед первосвященником римским, перед активно-воинствующим иерархическим
строем Запада. Решительно и победосно отвергает Соловьев славянофильское и
национально-православное отношение к католичеству как ереси. Мнение
богословов - не мнение Церкви. Церковь вселенская уже потому не могла
осудить католичество как ересь, что после разделения церквей не было
вселенских соборов.
Но коренная ошибка Вл. Соловьева была в том, что он придавал слишком
большое значение соглашениям церковных правигельств, формальным договорам
русского синода и русского правительства с Ватиканом. Для него соединение
Восточной и Западной церкви было прежде всего соединением христианского царя
с христианским первосвященником, теократическим соединением царства и
священства. Он вырабатывал проекты унии. В своей французской книге "La Russe
et l'еglisе universelle" Соловьев защищает папизм обычными католическими