"Кирилл Берендеев. Долгое расставание " - читать интересную книгу автора

разверзаемое все дальше и дальше, не заняло весь небосвод, празднуя победу
над заклятым врагом, победу окончательную и бесповоротную. И еще дальше, всю
землю окрест, все чахлые деревца, в округе поглотило оно, все пригорки и
холмы, что располагались неподалеку, все подходы и тропки к дому. Мрак
окутывал все, наползая столь стремительно, что пришел через пугаться уже
мне. И когда сам дом исчез под его напором, сломанные доски и бревна,
обратившись навеки в труху, в пыль, рассыпались под тяжестью навалившейся
тьмы, я в ужасе закричал. Но крик мой угас едва вырвавшись из горла, тишина
обуяла мир. И уже не стало ни града, ни дождя, лишь один непроницаемый мрак
царствовал повсюду, во всех сторонах, и надо мной, и подо мной, куда бы ни
бросал я отчаянные взоры. Некуда было бежать, и негде прятаться. Уже негде.
И когда мрак поглотил последнее, пришла Варвара....

Михаил подбросил меня до Маросейки. Честно говоря, я и сам не пойму,
почему выбрал этот адрес. То ли вспомнилось, что в этом районе, на улице
Солянка, проживала моя подруга еще школьной поры, то ли потому что здесь
всегда многолюдно, а может и по какой-то иной причине. Я не стал разбираться
в них, просто вышел из машины, когда та остановилась у памятника героям
Плевны - и точка.
Он еще спросил напоследок:
- А дальше ты уже на метро или просто пройтись собираешься?
- На метро, - и чуть было не добавил "там многолюднее". Лишь в
последний момент прикусив язык. Михаил хмыкнул, пожал плечами. Дверь громко
хлопнула за моей спиной, одинокая "Фелиция" полетела вниз по Старой площади,
в сторону Китай-города. Мгновение, и за деревьями уже не было видно
подвезшего меня автомобиля, отсвет габаритных огней еще какое-то время
маячил вдалеке, пока я не понял, что это всего лишь огонек далекого
светофора - внизу, на развязке у памятника отцам славянской письменности -
двум брадатым старцам, Кириллу и Мефодию.
Я немного потоптался у памятника. Возле него стояло несколько
представителей азиатских народностей, - не то вьетнамцы, не то лаосцы, - о
чем-то громко лопоча, они фотографировались на фоне давно погибших героев,
защищавших чужую землю не жалея живота своего. Подождал их, но уходить они
не спешили, а на меня компания изредка посматривала с искренним подозрением
гостей столицы на ее хозяина в черной куртке и джинсах.
Под этими взглядами, я пересек улицу и добрался до входа в метро,
растерянно озираясь по сторонам - кроме туристов у памятника в десятках
метров вокруг никого, Маросейка предстала на удивление безлюдной улицей.
Безлюдной настолько, что освещение, прежде яркое и сочно оранжевое,
прогонявшее всякий мрак прочь, стало постепенно бледнеть, тускнеть,
сдавливаемое неумолимо надвигавшимся сверху космическим пространством - в
преддверии окончания двадцать второго числа.
На мое счастье, из подземного перехода на противоположной стороне улицы
высыпала большая группа людей, около дюжины, и дружно двинулась по
Лубянскому проезду мимо Политехнического музея. Машин в этот час почти не
было, редкие запоздалые автомобили, ослепляя ксеноновыми фарами, быстро
проносились по улице, все, как один, сворачивая в сторону Лубянки. Светофор
на площади Ильинской заставы, разделявший Новую и Старую площади, скорбно
мигал желтым фонарем. Словно, подмигивая мне, приглашая присоединяться, пока
не поздно. Я перелез через ограждение, обождал, пока мощная ксеноновая