"Михаил Березин. Эвтаназия" - читать интересную книгу автора

Рюкзаки "4 you" считались атрибутом молодежной экипировки. Мне часто
попадалась реклама, на которой парень или девушка были запечатлены голышом с
рюкзаком этой фирмы в руках. Мол, при наличии подобного рюкзака больше
ничего и не нужно. Я представил себе Кислицына в чем мать родила на фоне
этого рюкзака. Получилось! Все же не зря я столько лет насиловал собственное
воображение.
Голенький теперь вестовой Кислицын поинтересовался, что передать по
линии.
- Послать к чертовой бабушке.
- Ты уверен?
- Иначе они не смогут чувствовать себя спокойно. Представляешь, какая
кондрашка их хватит, если я передам, к примеру... пламенный поцелуй.
Голенький курьер Кислицын хихикнул. Перчик его при этом как-то нервно
трепыхнулся. Нет, все же рюкзаки "4 you" предназначены исключительно для
молодежи. А воображение иной раз способно обернуться своей отрицательной
гранью. Я поторопился снова облачить Кислицына в костюм.
Утро было хоть и позднее, но я еще нежился в постели. Кислицын
попытался выяснить, нет ли у меня каких-то особых пожеланий. Почесываясь, я
сполз с кровати. Спал я голым в любое время года. И сейчас поднялся,
распрямляясь во всей своей красе. Теперь уже я стоял перед ним в чем мать
родила, мы с Кислицыным словно бы поменялись ролями.
- Разве у такого человека могут быть какие-либо пожелания?
В прошлый раз в ответ на это прозвучало "красавчик". Сейчас он сказал:
- Счастливчик.
И добавил, что скоро придет со шмотками. Вообще-то, чувствовалось, что
он совершенно не представляет, как ему со мной себя держать. Вернее, чего от
меня можно ожидать, на какие еще фокусы я способен. Быстро осуществить свою
курьерскую задачу и исчезнуть стало, по-моему, пределом его желаний.
И вот он вполне профессионально исчез - как исчезают подчиненные с глаз
самодура-начальника, - а я принялся делить продукты на три равные части и,
шлепая босиком вокруг дубового стола, раскладывать их по сумкам. Продукты
эти обладали как минимум одним неоспоримым достоинством: были запаяны и
завинчены наглухо. И как следствие - лишены запаха. Так, вроде бутафории
какой-нибудь. Словно я на театральной сцене разбрасываю пластмассу в виде
салями и ветчины. В противном случае можно было бы сбрендить, ей-Богу. Чуть
позже я натянул халат и потащил одну из сумок тете Тае, а вторую - Кузьмичу.
Третью я намеревался взять на улицу (все равно ведь нужно было отправляться
за книгами Момина ибн Середы). У тети Таи как обычно повлажнели глаза, когда
она меня благодарила, а Кузьмич только хмуро пробормотал: "Угу", словно я
являлся представителем райсобеса и выполнял свои прямые обязанности.
Я попил чаю из последней чашки с видом Портленда, штат Орегон. У меня
еще оставались кусок французской булки и немного брынзы, но я решил
придержать хавку к обеду. Гонорар за последнюю халтуру запаздывал, что
случалось не так уж редко.
Потом я ухватил оставшуюся сумку с продуктами и вышел на улицу.
Каждый раз, когда, минуя темный коридор, я выползал на свет Божий, у
меня появлялось ощущение, словно я - партизан, выбравшийся из катакомбы, и
вокруг меня одни враги, и мне непременно требуется обхитрить их, чтобы
выжить.
Впрочем, все остальные вели себя точно так же: словно они - партизаны