"Михаил Березин. Эвтаназия" - читать интересную книгу автора

всяческие козни. Это - два. Какие именно - сказать затруднительно, поскольку
я-то живу тут недавно и хронику квартиры восстанавливаю по крупицам с чужих
слов, а подробнее про козни тетя Тая забыла. Может она бы и вспомнила, если
бы эти подробности приходилось добывать в поте лица своего. Однако они
становились достоянием всего двора благодаря истошным воплям жены Валерия
Вали: публичное побиение безответного муженька децибелами. Когда же наконец
Сердюки прочно утвердились на верхней позиции в списке первоочередников, эта
коза принялась крутить носом. В твердом убеждении, что, поскольку квартира у
них уже фактически в кармане, ей нужно в полной мере насладиться правом
выбора. А тут подоспела перестройка и система государственного строительства
затрещала по швам. Сердюки заволновались. Все же они успели принять
очередное предложение, тем более дом казался перспективным: был расположен
не в захолустье каком-нибудь, а в самом центре города. Улицу перегородили в
двух местах могучими железобетонными балками и начали строительство. Возвели
каркас, распределили квартиры. Сердюки походили по своей будущей жилплощади,
обсуждая, как лучше расставить мебель. Даже поругались на этой почве. И тут
что-то произошло: они до сих пор не разобрались, что именно. То ли
закончились какие-то деньги, то ли накрылась женским органом какая-то
контора, то ли приняли какой-то очередной умный закон. Строительство встало
намертво и стоит по сей день. Время от времени Сердюки навещают свою
квартиру, делятся впечатлениями, скажем, в этом году пол в их спальне
впервые порос бурьяном. Недавно Антон поступил в военное училище и теперь
ночует дома только по выходным, так что им стало немного легче.
Пятнадцатилетняя Вита еще ходит в школу, но Валя уже строит планы, как будет
выдавать ее за человека с жилплощадью. Уф!
Достаточно на сегодня о соседях? Не возражаю. Тем более, что мне еще
предстоит читать Середу.

И дочитал - к половине третьего ночи. Потом еще долго ворочался на
своей армейской кровати. Хорошо пишет, зараза! Что будем делать? Вешаться? Я
уже чувствовал, что готов дать задний ход. Треснулся лбом о стену - не
помогло. Обычная ситуация: поначалу возникает ощущение "не боги горшки
обжигают". Ведь слова, которыми оперирует писатель, тебе вроде хорошо
знакомы. И речь всего лишь о складывании, компоновке, комбинировании этих
слов. Но потом выясняется, что слова - самый неподатливый материал в мире...
Я снова треснулся лбом о стену - даже очки с носа соскочили: читал и писал я
в "очках-битловках" с маленькими круглыми стеклами. Потом достал конверт
Моминой, вытащил оттуда баксы и сжег их в сортире на совке Кузьмича. Купюры
корчились вместе с портретами американских президентов...
Что там говорил Сартр? Что гений - не дар, а путь, избранный в
отчаянной ситуации?
Я опять забрался в люльку и уснул почти счастливый.

На следующее утро явился Кислицын с рюкзаком "4 you" за плечами и
высыпал на стол поверх рукописей гору всякой снеди. Рядом улеглись три
большие целлофановые сумки: я соглашался принимать продукты лишь при наличии
сопутствующих товаров. Правда, зачем нужны сумки Кислицын не знал.
Вестовому Кислицыну было за шестьдесят, но выглядел он как огурчик:
маленький, лысый, проворный, с живыми глазками.
- Накладную подписать? - сонно побалагурил я.