"Михаил Березин. Эвтаназия" - читать интересную книгу автораНо среди них нет литературного. Несмотря на изданные книги.
На всякий случай я перечислил еще раз: Антипончик, Кум Тыква, Гендос, ну и Геннадий Эдуардович Твердовский. Прошу любить и жаловать. Или не любить и не жаловать. Пожалуй, в знак борьбы с литературными штампами выберу последнее: не любить и не жаловать. Лучше любить и ублажать. Или там любить и обожать. Или любить и оказывать всяческие знаки внимания. Одним словом, перед вами в одном лице Антипончик, Кум Тыква, Гендос и Геннадий Эдуардович Твердовский. Прошу любить, обожать, ублажать и оказывать всяческие знаки внимания. Вот так - без штампов - пожалуй, лучше. Оказывается и борьба с литературными штампами может приносить дивиденты. Момина допила чай. - Думаю, пора мне уже перейти к цели своего визита, - сказала она. - Ах, есть еще и цель, - насторожился я. Чего доброго выяснится, что и она не отказалась бы меня изнасиловать на правах коллеги по глубокому бурению. Меня ведь на армейской кровати тоже еще никто не насиловал. А уязвленный автор - хуже импотента. Сначала нужно заниматься делом, а уж потом критику наводить. - То, что я сейчас рассказала о рассказах, илюстрирует многогранность вашего имитаторского дара (это на ее совести - "рассказала о рассказах", со столь дивным литературным слухом можно бы выражаться и поизящнее). Нет, имитаторского - не совсем верно. Вы просто пользуетесь чужим инструментарием для работы над собственными вещами. Чужими шаблонами и формами. Чужими интегральными схемами, которые запрятаны в глубине корпуса и практически не видны (фраза, достойная моего приятеля Тольки Евлахова). Возможно, вы - лентяй, но дело не в этом, причины меня не интересуют. Я пытаюсь выразиться поделка, что внутри что-то действительно происходит, ворочается, дышит, но вот что именно его, как правило, не интересует... Черт возьми, - сказала она, - кажется, я запуталась. Пошла по кругу. - ...Хорошо, - сказала она и взяла в руки папочку цвета маренго. - В последние годы мой отец неожиданно прославился, выдвинулся в ряды наиболее почитаемых писателей, которого к тому же знали и охотно издавали за рубежом... - Позвольте, - перебил я ее. - Возможно, я и ошибаюсь, но мне не удается вспомнить ни одной книги Момина, вышедшей за последнее десятилетие. - Погодите торжествовать, - сказала она. - Как раз десять лет тому назад отец взял себе псевдоним. - Какой? - Середа. - Не может быть! - воскликнул я. - Виктор Середа и Виктор Момин - одно и то же лицо? - Да. А вы не столь уж проницательны, если вас это удивляет. - Ну, во-первых, я почти не читал Момина, хотя, разумеется, я читал Середу. Во-вторых, я никогда не задавался целью проводить какие-либо литературные параллели, я ведь не "пытливый читатель" - я и писатель-то, как вы изволили заметить, не очень пытливый. А, в-третьих, для чего это вдруг понадобилось Момину брать себе такой псевдоним? Он что, намного благозвучнее? Я бы не сказал. - На этот вопрос мне и самой сложно ответить. Мало того, он не стремился афишировать, что он - Середа, об этом было известно только его |
|
|