"Михаил Берг. Дет(ф)ектив " - читать интересную книгу автора

что опять выступает ловким обольстителем, пудря мозги глупой девчонке,
кончившей Гамбургский университет, стажировавшейся в Сорбоне, Москве и
Гарварде, прочитавшей тысячи русских книг, преподающй русскую словесность
немецким студентам и имеющей счет в банке, о количестве нулей которого он
может только догадываться. Hо ничего не понимающей в этом "еврейском
русском", ибо думает только об одном: как сделать так, чтобы он сказал: "Да,
да, о, да!!!" (Три восторженных восклицательных всплеска).
Нет, нет и нет. Герр Лихтенштейн пользуется ею почти механически, почти
онанируя, почти не испытывая удовольствия, даже препятствуя ему (есть
причины), с инерцией мужского профессионализма заставляя ее стонать и
извиваться в его объятиях, цена которым грош. В следующий раз она с наивным
и настойчивым простодушием западной женщины спросит, не нравятся ли ему
мальчики? Hе нравятся. Ему не нравятся ни маленькие мальчики, ни маленькие
девочки, ни строгие задастые студентки, ни полногрудые роскошные дешевки,
которые с глянцевым и призывным вопросом смотрят с каждой второй журнальной
обложки. Он не гомик, а импотент, лишившийся способности получать радость от
любви, потеряв на нее право. Есть трещины, которые, как пропасть, не
зарастают. Сизифов труд заваливать рукотворными глыбами природные впадины.
Hо даже забыв об этом, трепетная писательская душа и угрюмые волосатые
яйца - два сообщающиеся сосуда; обмелело одно, засыхает другое. Hо попробуй
начать это объяснять, и окажется, что ты опять совращаешь, сводишь с ума,
лжешь с корыстной целью обольшения.
Что-то попало под колеса, и машина подскочила, передавая содрагание
дернувшемуся рулю.
"Включи подфарники", - тихо сказала Андре, трогая его рукой, когда
город, словно рождественская елка сквозь ворсистую занавеску, засветился на
выступах холма. Знакомый мост через речку, тускло блеснувший шпиль собора,
нахлобученная и сдвинутая набекрень белая корона крепости показались вдали.
Он попытался развернуть, найти, вытащить из гирлянды огней очертания башни
Гельдерлина, раздвигая взором темные пятна зелени с проплешинами домов.
"Еще светло? Полшестого? - он повернулся, показывая на часы, а потом
опять потрогал, потрепал шелковистую натянутость ткани на ее коленке. -
Отрасти волосы, ты будешь похожа, знаешь на кого?"
Андре молча покачала головой и укоризненно улыбнулась. Он пожал плечами
и включил ближний свет.

Глава 7

"Эти два лермонтовских стихотворения можно сравнить и как два
оптических прибора. Первое, так удачно прочитанное нам Сарой Шрайбер, похоже
на зеркало, скажем, зеркало заднего вида в автомобиле. Сколько бы не
смотрела на себя в него сосна, она всегда будет видеть только пальму и
никогда себя. В некотором смысле Лермонтовым предугадан принцип рекламного
зрения. Любая реклама - кривое зеркало, вы смотритесь в него и видите не
себя - обрюзгшего, неуклюжего и плешивого, а гордого загорелого красавца со
спортивной осанкой и еще влажными после купания в Средиземном море волосами.
Неважно, кто и где вы - чухонец, нанаец, эмигрант-рабочий в замасленной
блузе или усталая домохозяйка, отправляющаяся за покупками, если все
пространство жизни заставлено волшебными зеркалами рекламных щитов, то вы -
это не вы, а ваше изображение в блестящем хрусталике глаза общества, которое