"Михаил Берг. Нестастная дуэль " - читать интересную книгу автора

что я так скоро был отпущен, объяснялось среди прочего и сочувствием к моему
положению, о котором мои следователи были, конечно, оповещены.

Не имея от меня вестей и разминувшись с тем письмом, где я оповещал о
мире, заключенном мною с Х**, обмирая от беспокойства и выехав спустя три
дня после меня, она, видно, простыла дорогой; на моей квартире нашла записку
о том, куда и зачем отправился я с Х**; поспешила следом, полагая своей
обязанностью прервать несчастную дуэль, в которой барона приняла за меня,
что потрясло ее душу до основания и подкосило хрупкое здоровье.

Я дал те свидетельства, которые в то время виделись мне справедливыми,
не утаив ничего, и помню тот вечер, когда был вызван к производившему
следствие генералу Чернышеву, дабы подписать последние показания.

Насколько я понимаю, мнение двора еще не установилось; по крайней мере,
генерал, посмотрев на меня через очки, сказал:

- Вам передали книги?

- Да, ваше превосходительство...

- Я его тоже очень люблю и уважаю, невозможно быть лучше, умнее и
образованнее. Только удивительно, как многого этот человек не знает. Не так
ли?

Я посмотрел на него, очевидно, так отрешенно, что генерал смягчился:

- Мужайтесь, вам теперь потребуются силы.

Была одна из тех февральских ночей, когда зима как будто хочет взять
свое и высыпает с отчаянною злобой свои снега и посылает бураны. Не помню,
как добрался, как сбросил шубу на руки Федору Петровичу, как взбежал по
лестнице в свою спальню, куда положили больную.

Катенька лежала на подушках, в белом чепчике; страдания только что
отпустили ее. Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек;
румяный, прелестный рот ее с губкой, покрытой черными волосиками, был
раскрыт, и, казалось, она радостно улыбается. Я вбежал в спальню и
остановился перед ней, у изножья дивана, на котором ее временно разместили,
да так и оставили. Блестящие ее глаза, смотревшие детски-испуганно и
взволнованно, на мгновение встретились с моими, не меняя своего выражения. Я
бросился на колени, схватил ее за руку, что-то шептал; увы, она не видела
меня, не понимала значения моего появления перед нею; я поцеловал ее руку.

"Я вас всех люблю, я никому зла не сделала, за что я страдаю? Помоги
мне", - казалось, говорило ее лицо.

- Душенька моя, - сказал я, сдерживая подступивший к горлу комок. - Бог
милостив, меня отпустили... - Она вопросительно, детски-укоризненно
посмотрела на меня. Ее не удивило, что я приехал, мой приезд не имел