"Михаил Берг. Нестастная дуэль " - читать интересную книгу автора

походил на гетевского друга Мерка, который, как известно, послужил моделью
для Мефистофеля: высок, худ, почти костляв, с небольшой головой, длинным и
острым носом, очень широкими и тонкими, жующими насмешку губами и маленькими
изжелта-карими глазами за толстыми стеклами круглых очков. С полковником
Ревским - это был он - мы обменялись всего парой слов в самом конце вечера.
Какая-то тайная досада вынудила меня сделать ему вопрос: что, собственно,
вызвало его улыбку во время моего рассказа? Полковник опять усмехнулся
кривой улыбкой, которую поймал и подавил как непрошеный зевок, и с коротким
поклоном спросил:

- Вы упомянули о Littorella uniflora, вы отыскали ее в наших краях?

- Сперва на берегах Вяжли; вы, сударь, изволите заниматься ботаникой?

- Помилуйте, только любитель. Но не встречали ли вы Erica tetralix? Я
привез ее из Лифляндии... кстати, как и Najas flexi.

- Нет, только Najas intermedia.

- Ваша наяда более распространенная или, если позволите, более
курносая, в наших деревнях римский нос встретить труднее, чем греческий. Но
их не стоит путать, как Crataegus sanguinea Pall, которым я лечу бессонницу,
и Digitalis purpurea, для которого у меня слишком мало врагов.

- Вы делаете из боярышника отвар?

- Из сушеных плодов, собранных в июле.

Я, имея сказать совсем другое, готовый по офицерской привычке встретить
грудью упрек насмешника, поневоле был вовлечен в разговор о вопросах, также
являвшихся для меня отнюдь не чуждыми, и с удивлением уже через несколько
минут оказался под впечатлением как от редких знаний полковника о столь
частных предметах, так и от какого-то непонятного, властного обаяния, точно
мускусный запах, исходящего от этого человека. Пять минут беглой беседы у
окна, и я должен был признаться себе, что не могу противостоять удивительной
силе его души - мои подозрения улетучились; я увлекся; расстались мы почти
друзьями.

Возможно, моя память похоронила бы зыбкие впечатления этого вечера,
кабы не письмо, полученное мною спустя месяца три-четыре, когда я готовился
к докладу перед Географическим обществом об экспедиции, которую я предлагал
осуществить, если получу соответствующую поддержку. Вернувшись после звонка
посыльного к своей конторке, я разорвал конверт, надписанный крупным
размашистым почерком; поехало криво, с раздражением сунул в рыхлый разрыв
слепые пальцы и вынул пухлую стопку бумаги; посмотрел в конец: полковник
Ревский. "Кто бы это мог быть и что за трактат мне прислали", - мелькнуло в
моем мозгу; но я уже читал:

"Милостивый государь Павел Петрович!