"Михаил Берг. Нестастная дуэль " - читать интересную книгу автора

ухаживать за больной, я должен был согласиться на уговоры дяди и взять
матери в качестве сиделки и компаньонки свою троюродную кузину, дочь почти
бессменного лебединского уездного предводителя дворянства Чулкова и покойной
двоюродной сестры матери Екатерины Михайловны Кареевой, рожденной
Сафроновой. Осиротев в раннем детстве, Катенька Чулкова росла и расцветала в
богатом поместье Кареевых Зезюлине, на Ранове, в двадцати верстах ниже
Урусова. Сам Кареев, необыкновенно сильный и здоровый мужчина, бывший еще в
цвете лет, конечно, не ожидал ранней смерти; однако же после сильно
огорчившей его кончины жены от наследственной, по-видимому, чахотки
сосредоточил всю свою отеческую привязанность на своей драгоценной
племяннице Катерине Васильевне Чулковой. Все слухи о преступном характере
этой привязанности, естественно, были вздорными. Имея в виду обеспечить
своей Катеньке будущее, он отправился в Москву для совершения духовного
завещания в ее пользу, одновременно желая ее удочерить с разрешения ее отца,
имевшего детей от второго брака. Черновое духовное завещание было уже
передано нотариусу, и на другой день Кареев должен был приехать к нему для
подписания; однако накануне этого дня вечером он отправился в театр, где с
ним сделался апоплексический удар, от которого он скончался той же ночью.
Имение пошло законной наследнице, родной его сестре, вдове сенатора Ваценко,
с которой он был в давней и туманной ссоре. Несчастная девушка осталась
одна, безо всякого содержания, была вынуждена принять приглашение ухаживать
за больной моей матерью и через два месяца была привезена дядей, Василием
Игнатовичем, который сам уехал наутро, раздосадованный тем, что маменька
даже не вышла к нему попрощаться.

Признаюсь, я был очарован своей семнадцатилетней кузиной, стоически
переносившей все выпавшие на ее долю испытания; ее лучистые глаза,
счастливый, покойный нрав, стройный девичий стан - все будило еще невнятные
по молодости желания, о которых даже подумать мне было страшно.

Целый день проводили мы без всякого движения и воздуха, сидя в уголку
обширной гостиной с пыльными портьерами, у зеленого, в дырах, ломберного
стола, вдали от матери, полулежащей посреди гостиной на диване и совершенно
поглощенной бредовыми представлениями и записываньем мнимых голосов и
разговоров людей, живых и умерших, которые ей чудились в галлюцинациях. Мы с
Катенькой сидели молча рядом на стульях, поджав под себя ноги от холода и
держа в руках книжки, которые читали, не смея сказать не только громко, но и
шепотом ни слова друг другу, и только переписывались между собой на
маленьких клочках бумаги, которые быстро истребляли, боясь, чтобы они не
обратили на себя капризное, подозрительное внимание маменьки.

Конечно, на Катеньку болезнь моей матери падала еще большей обузой, чем
на меня. Я по крайней мере хоть ночь проводил спокойно, так как моя комната
размещалась на другом конце обширного, гулкого, как эхо, дома; но бедная
Катя, спавшая в одной комнате с матерью, не знала покоя ни днем ни ночью,
ибо бессонница, галлюцинации и припадки матери пробуждали непрерывно Катюшу,
и она засыпала только на два или три часа под утро в изнеможении от
бессонной ночи, проведенной в самой ужасной тревоге.

Я же хотя и удалялся в свою комнату, но спал не раздеваясь, готовый