"Михаил Берг. Нестастная дуэль " - читать интересную книгу автора

своей супругой ничего, кроме заложенного и перезаложенного Муратова, а если
учесть, что его невеста, по меркам своего времени, пересидела в девках, то
замужество с превосходящим ее летами почти вдвое, убеленным сединами и
заслуженным генералом было в ее положении едва ли не последней и счастливой
партией. Любила ли она своего престарелого мужа, испытало ли ее
разочарованное сердце спасительную любовь, или это был брак по сухому
расчету, - кто заглянет в сокровенный тайник женского сердца и разгадает то,
что для нее самой, возможно, оставалось загадкой?

Д. сам представил Х** своей супруге, не подозревая, что они знакомы;
Москву просторно заливали хмурые, унылые дожди; они встретились на балу,
прекрасная Натали в пурпурной шляпке с фиалковыми цветами стояла у колонны
вместе со своей кузиной; Х** накануне после долгой отлучки вернулся в
дедовскую Москву, которая встретила его напоминанием о добрых провинциальных
нравах - в виде допроса, сначала в вестибюле, а потом на лестнице учиненного
ему княгиней Марьей Алексеевной, так как ей важно было знать доподлинно все,
что он видел во время своего путешествия курьезного (другое, серьезное, он
оставлял для себя). Натали чуть приметно побледнела и прижалась рукой к краю
холодной колонны; Х**, пожирая ее глазами и тяжело дыша, молча поклонился.
"Что с тобой, душа моя!" - ласково спросил ее муж. "Как-то душно, прошу меня
извинить, я еще, видать, не вполне здорова". Муж удовлетворенно закачал
головой, как китайский болванчик. "Где у тебя здесь, мой милый, можно
поставить карту?" - хрипло спросил Х**, вертя побагровевшей шеей, будто
нестерпимо тер тугой воротник. Д., кажется, ничего не замечал. Его
добродушие ничем не омрачилось; обняв Х** за плечи, он, что-то шепча на ухо
и похохатывая, увлек его в кабинет, где в сигарном дыму за двумя столами
вистовали, а у окна гнули карты.

Глава 2

Думал ли я, мирно служа в Конногвардейском полку, что через четверть
века начну по крохам собирать сведения, в то время доступные не только в
виде сплетен и пересудов. Мне, однако, было не до того: маменька моя
хворала, ее болезнь неприметно начавшаяся еще в деревне, в городе приняла
настолько отчетливые очертания, что нам приходилось жить затворниками,
скрывая по возможности ото всех ее душевное расстройство, развившееся, как
уверяли доктора, на почве осложнений после горячки. Возвращаясь домой, я
часто находил квартиру нетопленой, обед неприготовленным, так как наш повар,
забрав ежедневно даваемые ему 10 р., напивался пьяным и не возвращался домой
ранее позднего вечера; а мать совершенно забывала об обеде и, только когда
чувствовала голод, приказывала подать чаю или варила на спиртовке в
серебряной кастрюльке клюквенный кисель на картофельной муке.

Пару раз я возил ее домой, в наше кологривское имение, думая, что
родные пенаты, знакомая обстановка благотворно подействуют на ее
расстроенное здоровье, но, кажется, расчет был неверен: если на людях она
была вынуждена остерегаться своих приступов, которые случались все чаще и
чаще, то в нашем доме на нее нападала такая меланхолия, что она неделями не
выходила из своей нетопленой спальни и только изредка радовала нас
возвращением своего веселого и добродушного настроения. Не имея привычки