"Исайя Берлин. Два понимания свободы " - читать интересную книгу автора

расы или профессии. Желание это может быть настолько сильным, что в
отчаянной жажде статуса я предпочту грубое, несправедливое обращение
какого-то представителя своей расы и класса, которые хотя бы признают меня
человеком и соперником, то есть равным, хорошему и терпимому отношению
вышестоящих и отдаленных от меня групп, которые не признают меня тем, чем я
хочу себя видеть.
Вот почему шумно требуют признания индивидуумы и группы, а в наши
дни - профессии и классы, расы и нации. Пусть я не получу от членов моего
общества "негативной" свободы, но они - члены моей группы, они понимают
меня, я понимаю их и потому чувствую, что я некто в этом мире. Именно это
ведет к тому, что самые авторитарные демократии порой сознательно
предпочитают самым просвещенным олигархиям, а представитель какой-нибудь
азиатской или африканской страны меньше сетует, когда его грубо попирают
представители его собственной нации или расы, чем когда им правит
осторожный, справедливый, воспитанный и благожелательный, но чужеземный
администратор. Пока мы этого не осмыслили, останутся непостижимым
парадоксом идеалы и действия целых народов, которые, в миллевском смысле
этого слова, лишены элементарных человеческих прав, но совершенно искренне
говорят, что у них больше свободы, чем когда эти права хоть в какой-то мере
были.
И все-таки не с индивидуальной свободой в ее "негативном" и
"позитивном" смысле отождествляется тяга к статусу и признанию. Это - нечто,
не менее глубоко востребованное и страстно отстаиваемое людьми, нечто
родственное, но не тождественное. Хотя здесь и присутствует "негативная"
свобода для всей группы, больше всего это связано с солидарностью,
братством, взаимопониманием, потребностью в общении на равных - и все это
часто именуют социальной свободой. Социальные и политические понятия
неизбежно нечетки. Попытки сделать язык политики слишком точным могут
сделать его бесполезным. Понятие "свобода", и в "негативном", и в
"позитивном" смысле, означает, что кто-то или что-то не переходит границы
моего пространства, не устанавливает надо мной власть, будь то наваждения,
страхи, неврозы, иррациональные силы, какие бы то ни было деспоты. Желая
признания, мы желаем чего-то иного - союза, понимания, общности интересов;
взаимозависимости и взаимной жертвенности. Только смысловое смешение тяги к
свободе с глубокой и всепроникающей жаждой статуса и понимания, а там - и
дальнейшая путаница, когда отождествляют все это с "социальным
самостоянием", в котором нуждающееся в освобождении "я" - уже не индивидуум,
а "социальное целое", только вся эта мешанина позволяет людям, отдавая себя
во власть олигархов и диктаторов, утверждать, что в каком-то смысле они
обрели свободу.
Много писали и о том, что нельзя представлять социальную группу как
личность или субъект, а дисциплину и контроль над членами - как
самодисциплину, добровольный самоконтроль, не ущемляющий свободу. Но даже
при таком "органическом" взгляде, естественно ли и желательно ли называть
требование статуса и признания свободой в каком-то третьем смысле? Правда,
группа, признания которой мы ищем, сама должна иметь достаточную долю
"негативной" свободы от внешней власти; в противном случае ее признание не
даст нам искомого статуса. Но может ли борьба за повышение статуса, желание
уйти с более низкой позиции называться борьбой за свободу? Не слишком ли
педантично ограничивать это слово теми основными смыслами, которые