"Исайя Берлин. Два понимания свободы " - читать интересную книгу автора

произвол"40. Тем не менее его нужно подчинить46. Фихте вещает от имени того,
что он называет разумом; Наполеон, или Карлейль, или иные романтики
авторитаризма могут поклоняться другим ценностям и видеть в их утверждении
силой единственный путь к "настоящей" свободе.
Такой же подход с подчеркнутой ясностью демонстрировал Огюст Конт,
вопрошавший: если мы не допускаем свободу мысли в химии или биологии, почему
мы должны допускать ее в морали или политике?47 Почему, в самом деле? Если
есть смысл в выражении "политические" истины, то есть такие утверждения о
социальных целях, которые все люди, именно потому, что они люди, должны
признать истинными; и если, по мнению Конта, научный метод со временем
приведет к открытию этих истин, можно ли защищать свободу мнений или
действий индивидуума и группы, во всяком случае как самоцель, а не просто
как стимул интеллектуальной деятельности? Почему нужно терпеть любое
поведение, которое не санкционировано надлежащими специалистами? Конт без
обиняков высказал то, что подразумевала рационалистическая теория политики с
самого ее начала в Древней Греции. В принципе может существовать только один
пра-


45 Ibid. P. 578, 580.

46 "Заставить людей принять правильную форму правительства, силой
навязать им ПРАВО - это не только право, но и святая обязанность каждого,
кто имеет для этого ум и силу" (Ibid. Vol. 4. P. 436).
47 См.: Plan des travaux scientifiques nйcessaires pour rйorganiser la
sociйtй (1822) P. 53//Comte Auguste. Appendice general du systиme de
politique positive (Paris, 1854), published as part of vol. 4 of "Systиme
de politique positive". Paris, 1851-1854/ Mill quotes this passage//
Auguste Comte and Positivism. P. 301-302 in his Collected Works (op. cit.,
p. 199 above, note I) Vol. 10. H. H. вильный образ жизни; мудрые ведут его
спонтанно, потому они и мудрые. Немудрых нужно к нему подталкивать всеми
социальными средствами, находящимися во власти мудрых, ибо не понятно,
почему мы должны терпеливо взирать, как живет и множится явственно неверное
поведение. Незрелых и необученных надо принудить к мысли: "Только истина
освобождает, а я могу познать истину, только слепо выполняя то, что вы,
знающие ее, мне приказываете, к чему принуждаете, в твердой уверенности,
что тогда я буду видеть так же ясно, как вы, и стану таким же свободным".
Вот куда мы забрели от нашего первоначального либерализма. Эти доводы,
используемые поздним Фихте, а после него - другими защитниками
авторитаризма, от викторианских педагогов и колониальных администраторов до
националистических и коммунистических диктаторов, - в точности то, против
чего во имя свободного и разумного индивидуума, повинующегося своему
внутреннему свету, отчаянно протестовала мораль стоиков и Канта. Таким
образом, рассуждения рационалистов с их посылкой единственно верного решения
шаг за шагом вели, может быть, и не совсем логично, но понятно для психолога
или историка, от этической доктрины индивидуальной ответственности и
самосовершенствования к авторитарному государству, послушному директивам
элиты, состоящей из наставников в духе Платона.
Что может так странно повернуть мыслителей, часть которых претендовала
на звание учеников Канта, от его непреклонного индивидуализма к чему-то