"Исайя Берлин. Два понимания свободы " - читать интересную книгу автора

может. Каждый человек будет свободным самоуправляемым актером в космической
драме. Спиноза говорит нам, что дети, хотя их и принуждают, не становятся
рабами, поскольку слушаются приказаний, отдаваемых для их же пользы. И член
настоящего сообщества - не раб, так как общий интерес должен включать его
собственный32. Локк провозглашает: "Где нет закона, нет и свободы",
поскольку разумный закон указывает направление к "правильным интересам" и
"общему благу" человека; и добавляет, что, раз такой закон "только и служит
оградой от болот и пропастей", его "вряд ли можно назвать ограничителем
свободы"33, а желание уклониться от него неразумно, "звероподобно",
свидетельствует о "распущенности"34 и т.п. Монтескье, забывая о своих
либеральных позывах, говорит о политической свободе не как о позволении
делать, что хочешь или даже то, что разрешает закон, а как о "возможности
делать то, что должно желать"35, и это фактически повторил Кант. Берк
провозглашает "право" индивидуума на то, чтобы его ограничивали ради его же
интереса, так как "предполагаемое согласие всякого разумного существа
совпадает с предустановленным порядком вещей".36

32 Tractatus Theologico-Politicus. Chapter 10. P. 137 // Spinoza
Benedict de. The Political Works/Ed. A.G. Wernham. Oxford, 1958. 33 Two
Treatises of Government, second treatise,  57.

34Ibid., 6, 163.
35 De l'esprit des lois. Book II. Chapter 3. P. 205 // Oeuvres
completes de Montesquieu /Ed. A. Masson. Paris, 1950-1955. Vol. 1A.
36 Appeal from the Old to the New Whigs (1791). P. 93-94//The Works of
the Right Honourable Edmund Burk (World's Classics edition, vol. 5).
London, 1907.
Общая посылка этих мыслителей (и многих схоластов до них, и коммунистов
после) состоит в том, что разумные цели наших "настоящих" натур должны
совпадать или их надо к этому принудить, как бы яростно ни протестовали наши
бедные, невежественные, обуреваемые желаниями и страстями эмпирические "Я".
Свобода не есть свобода поступать неразумно, неверно или глупо. Принуждая
эмпирические "Я" к правильному образу действия, мы не подавляем их, а
освобождаем37. Руссо объясняет мне, что, если я свободно уступаю обществу
все составные части своей жизни, я создаю такую целостность, которая,
поскольку она построена на равном самопожертвовании всех своих членов, не
может сознательно причинить боль ни одному из них. В таком обществе, говорит
он, никто не заинтересован в том, чтобы нанести ущерб другому. "Отдавая себя
всем, я не отдаю себя никому"38 и возвращаю назад столько же, сколько теряю,
поскольку у меня достаточно новых сил, чтобы защитить мои новые обретения.
Кант сообщает нам, что, "когда индивидуум окончательно расстается со своей
дикой беззаконной свободой, обретая ее вновь ничуть не пострадавшей от того,
что он зависим от закона", только это и есть настоящая свобода, "ибо такая
зависимость - работа моей собственной воли, действующей в качестве
законодателя"39. Свобода, столь недалеко отстоящая от власти, фактически с
ней совпадает. Таковы мысли и таков язык всех деклараций о правах человека в
XVIII в. и всех тех, кто смотрит на общество как на

37 Мне кажется, последнее слово осталось за Бентамом: "Свобода творить
зло,