"Исайя Берлин. Жозеф де Местр и истоки фашизма " - читать интересную книгу автора

неукоснительно посвящены богословию; де Местр более горячо поддерживал
королевскую власть и был более искушен в переговорах и практических делах,
Бональд же, глубже образованный, более строгий и дидактичный, чуждался
аристократических гостиных, где блестящего и оживленного де Местра так тепло
приняли и так глубоко почитали. Но это скорее внешние расхождения. Бональд и
де Местр воспринимаются как неразрывно связанные вожди единого движения, как
своего рода двуглавый орел католической реставрации. Такое впечатление
создается благодаря объединенным усилиям нескольких поколений историков,
критиков и биографов, во многом повторяющих и перепевающих друг друга,
однако мне оно кажется ошибочным. Бональд был ортодоксальным политическим
медиевалистом, столпом реставрации, грозным как скала, но отчасти устаревшим
уже при жизни. Это скучная, не обладающая воображением, просвещенная и
упорно догматичная фигура реакции. Наполеон верно осознал, что такой оплот
сопротивления всякой критической мысли, пусть даже открыто враждебный его
собственному правлению, ему полезен, почему и предложил Бональду кресло в
Академии и пригласил его учителем к своему сыну. Де Местр - личность и
мыслитель иного склада. Его блеск был не менее сухим, его интеллектуальный
строй в той же степени тяжеловесен и холоден, однако его идеи - и позитивные
(то, каким он видел мир и каким желал его видеть), и негативные,
направленные на уничтожение других типов мышления и чувствования, - смелее,
интереснее, оригинальнее, неистовее и на самом деле куда страшнее, чем все,
что могло привидеться во сне Бональду с его ограниченным легитимистским
кругозором. Ибо де Местр понимал (а Бональд - ни в малейшей степени), что
старый мир умирает, и различал (что Бональду было недоступно) кошмарные
очертания нового порядка, идущего ему на смену. Представления де Местра,
изложенные совсем не пророческим языком, глубоко шокировали его
современников. Однако они оказались пророческими, и суждения, которые в его
эпоху представлялись извращенно парадоксальными, ныне - едва ли не общее
место. Современникам и, быть может, ему самому казалось, что он тихо пасется
на поле классического и феодального прошлого, однако увидел он леденящую
картину будущего. В этом - интерес и значение де Местра.

III

Жозеф де Местр родился в 1753 г. в Шамбери и был старшим из десяти
детей президента Сената; его отец получил этот титул, занимая высшую
юридическую должность в герцогстве Савойском, в то время составлявшем часть
Сардинского королевства. Его семейство переселилось в Савойю из Ниццы, и на
протяжении всей жизни он испытывал к Франции восхищение, время от времени
встречающееся у тех, кто живет на внешнем краю или сразу за пределами
страны, к которой они привязаны кровными или душевными узами и устойчивое
романтическое представление о которой дорого им. Де Местр всю жизнь был
верным подданным правителей своей страны, но по-настоящему любил одну
Францию, которую вслед за Гуго Гроцием называл "прекраснейшей страной после
Царства Небесного"16. Судьба (писал он по какому-то поводу) хотела, чтобы он
родился во Франции, но, заблудившись в Альпах, забросила его в Шамбери17. Он
получил обычное для молодого савойца из хорошей семьи образование: посещал
иезуитскую школу и вступил в светское сообщество, одной из обязанностей
которого было опекать преступников, и в особенности присутствовать при
казнях и подавать последнюю помощь и поддержку приговоренным к смерти.