"Исайя Берлин. Жозеф де Местр и истоки фашизма " - читать интересную книгу автора

вить по иному руслу, согласно формулам, выведенным учеными) просто
дики, и от них можно было бы отмахнуться со смехом или улыбкой жалости, если
бы они не принесли столько ненужных страданий, а в худшем случае - потоков
крови. Так история, природа или природные божества наказывают человеческое
безумие и самонадеянность.
Историки обычно причисляют де Местра к консерваторам. Нам говорят о
том, что он вместе с Бональдом олицетворяет крайнюю форму католической
реакции - традиционалистскую, монархическую, обскурантистскую, жестко
связанную с традициями средневековой схоластики, враждебную всему новому и
живому в послереволюционной Европе, тщетно стремящуюся восстановить старую,
донационалистическую, додемократическую и во многом умозрительную теократию
Средних веков. Применительно к Бональду это весьма справедливо: он почти во
всех отношениях вписывается в стереотипный образ теократа-ультрамонтана.
Бональд был человеком ясного ума и узких воззрений, делавшихся все уже и
резче в течение его долгой жизни. Офицер и дворянин в лучшем и худшем смысле
этих слов, Бональд искренне пытался приложить интеллектуальные, нравственные
и политические каноны, почерпнутые из сочинений Фомы Аквинского, к
современным ему событиям. Он занимался этим с тяжеловесной, механической
косностью, с упрямым и подчас самодовольным нежеланием видеть суть своей
эпохи. Он учил, что цепь заблуждений зиждется на естественных науках, что
стремление к личной свободе - одна из форм первородного греха, а обладание
всей полнотой светской власти (вне зависимости от того, принадлежит ли она
монархам или народным собраниям) основывается на кощунственном отрицании
власти божественной, которой обличена только Католическая церковь. Таким
образом, узурпация власти народом оказывалась всего лишь лицевой стороной
медали и была прямым следствием изначального, нечестивого присвоения власти
королями и их советниками. Дух соревнования - панацея, с точки зрения
либералов, - для Бональда был мелочным попранием божественного порядка, а
стремление к иному знанию, чем то, что записано на священных скрижалях
ортодоксального богословия, - просто судорожной жаждой сильных ощущений со
стороны развращенного и беспутного поколения. Подобно сторонникам Папы в
великой средневековой распре, он полагал, что единственная возможная для
человека форма правления - это старая европейская иерархия сословий и
корпораций, когда социальные связи освящены традицией и верой, а верховная
власть, светская и духовная, находится в руках Наместника Христова, чьими
преданными и послушными орудиями служат монархи. Все это излагалось тяжелым,
мрачным и безжалостно монотонным слогом, и в итоге оказалось, что, хотя идеи
Бональда вошли в общий корпус политической теории католицизма и имели
немалое влияние, его сочинения и, шире, его личность сегодня, судя по всему,
безнадежно забыты и не известны никому, кроме узкого круга специалистов по
истории церкви.
Де Местр весьма высоко ценил Бональда (с которым, впрочем, никогда не
встречался), переписывался с ним и во всеуслышание признавал себя его
духовным близнецом, что с излишней серьезностью восприняли все биографы де
Местра, в том числе и безупречный Фаге. Да, конечно, Бональд - француз, а де
Местр - савоец; Бональд - родовитый дворянин, де Местр - сын адвоката,
выслужившего дворянство; Бональд - офицер и придворный, а де Местр -
преимущественно юрист и дипломат; де Местр - философ-эссеист и писатель
незаурядного дарования, в то время как сочинения Бональда педантичны и