"Джулиана Берлингуэр. Серебряная рука " - читать интересную книгу автора

А на совести государей сотни, тысячи убитых во время больших сражений.
Как тут раскаешься за всех и каждого? Как узнаешь, скольких ты мог убить по
праву, а скольких, и кого именно, оставить в живых? Да, разобраться по
справедливости будет трудно. Но Небо само должно об этом побеспокоиться,
думает Осман, перекладывая на него всю заботу и испытывая при этом некоторое
облегчение.
- А у нас тут столько своих забот, что всем хватит и еще останется, -
произносит он вслух, подбадривая себя. - Что бы ни решил святой Петр насчет
грехов государей, здесь, на земле, лучше принадлежать к числу тех, кто сам
решает, кого и как убить, чем быть просто убитым. Есть ли что-нибудь
прекраснее на свете, чем право властвовать над другими?
Аруджу это известно, и свое царство он никому не намерен отдавать. Даже
сейчас, с оторванной ядром рукой, сознавая, что жизни его угрожает серьезная
опасность, он позаботился о том, чтобы командование перешло не к одному, а к
двум офицерам.
- Ты слышишь, Хасан? Он назначил себе двух заместителей. Так меньше
опасности, что оба сразу могут выкинуть что-нибудь: будут присматривать друг
за другом. Баба уже одной ногой на том свете, но не хотел, чтобы кто-то
отнял у него власть!
Но что ждет их теперь? Кто станет распоряжаться, если Баба умрет, а
Хайраддина все нет и неизвестно, куда он подевался? О всемилостивый Иисус, о
святейший Аллах! Если Баба умрет, так и не назначив наследника, прощайте
мечты о том, что его Хасана сделают государем! Да, нужно молиться и
молиться!

5

Умрет, не умрет, умрет?.. Осман проводит в молитвах три ночи подряд,
задаваясь этим мучительным вопросом. Он глубоко страдает, хотя злится на
себя за это.
Сколько издевательств пришлось претерпеть ему от Аруджа! Только такая
дурья башка, как он, может молить богов, чтобы хозяин выжил и вновь принялся
орать. А он так боится его крика! Сложив ноги калачиком, Осман сидит перед
дверью Аруджа и прислушивается. Вдруг до его ушей доносится стон.
Нет, не стон, а рычание, переходящее в грозный рев. Ну да! Это голос
Аруджа, и звучит он как летний гром. Арудж жив!
Осман смеется, плачет, бросается ко всем, кто выходит из покоев
господина, и требует, чтобы ему сказали правду.
- Ради святейшего Аллаха, скажи, он действительно жив?
- Разве ты сам не слышишь?
Арудж-Баба считает, что он уже здоров, и хочет подняться. Он бушует
так, что старинные кольчуги и турецкие ятаганы, украшающие царскую прихожую,
начинают позвякивать; прозрачные, пронизанные солнечным светом белоснежные
занавеси колышутся, вздрагивают усы часовых - все и вся приводит в движение
этот ураган.

III

Прошло много дней. В состоянии Аруджа еще были критические моменты, но
худшего, считают врачи, уже можно не опасаться.