"Томас Бернхард. Дождевик" - читать интересную книгу автора

никакого снисхождения, раз они затеяли подвох против родного отца! Конечно,
на третьем этаже очень хорошо жить, подумал я, но ни слова им не сказал.
Наоборот. Он молчал и все время играл роль жертвы, он здорово этому
научился. Все пошло в ход--и как трудно подыматься наверх, и каких
нечеловеческих усилий требует каждый такой спуск и подъем. Лифтов, как вы
сами знаете, на Заггенгассе нет, там лифтов не бывает, говорит Хумер. Но я
приглашал к себе на третий этаж своих старых друзей, сказал он, пишет
Эндерер, и они не только укрепляли в нем подозрение, что его обманывают--а
это подтверждалось бесчисленными справками, лежавшими теперь у меня на
столе,--но и одобряли его намерение обратиться к адвокату, то есть подать на
них в суд. Ведь у меня годами копились не просто какие-то подозрения, сказал
Хумер, я все знал благодаря моему вниманию, моей любви к нашему делу на
Заггенгассе, сказал Хумер и вдруг закричал: нет. никому не отнять у меня
любви к нашему делу!--пишет Эндерер, а потом, пишет дальше Эндерер, Хумер
глубже сел в кресло и покрепче закутался в свой дождевик. Теперь тебе уже не
рассмотреть фирменную нашивку, подумал я, пишет Эндерер, видно, он уже не
снимет дождевика, наоборот, он теперь еще крепче закутается в свой дождевик,
будет кутаться все сильнее и сильнее, а Хумер между тем вытаскивает из-под
дождевика пакет, перевязанный шпагатом, и кладет мне на письменный стол. Вот
еще доказательства, еще улики, сказал он. пишет Эндерер. А теперь прошу
обратить внимание, сказал Хумер. пишет Эндерер, и тут Хумер впервые мне
рассказал вот что: неделю назад они объявили, что я должен перебраться с
третьего этажа на четвертый! Мой сын сделал мне это дикое предложение. когда
я просматривал каталоги бумажных изделий. Ни минуты я не сомневался, что мой
сын говорит с голоса этой своей бесстыжей жены, когда предлагает мне
перебраться еще выше. Значит, вот как, сказал я, говорит Хумер, стараясь при
этом не терять спокойствия, не волноваться, да, значит, с третьего
этажа--вон, и--наверх! И несколько раз повторил: наверх! Вот как-- наверх! А
ведь у них за это время родилось еще двое детей и ждут четвертого...
Четвертый ребенок, говорит мне Хумер, пишет Эндерер, ну не глупость ли?
Глупость и тупость. И несколько раз Хумер повторяет: форменная глупость,
идиотство. Да это же преступление--четвертый ребенок, сказал Хумер, пишет
Эндерер. В такие времена, говорю я сыну.--это Хумер, пишет Эндерер,--когда и
так сотни миллионов лишних людей на земле, заводить четвертого ребенка! И
тут Хумер. по его словам, несколько раз крикнул: четвертый! Четвертый! А
потом--пятый ребенок! И шестой! И седьмой! И восьмой! И так далее, без
конца! Без конца! Несколько раз крикнул: без конца! Без конца! А снизу,
говорит Хумер, пишет Эндерер, слышу, как невестка крикнула: не захочет
перейти наверх--пусть убирается в богадельню! А я сразу услыхал, говорит
Хумер. И сын мне заявляет, рассказывает Хумер. пишет Эндерер: ты
переберешься наверх--и все! Тут я совсем потерял самообладание и закричал во
весь голос: четвертый ребенок! Четвертый ребенок! А мне на чердак. На
чердак! На чердак! А ребенок четвертый! И будет пятый! И так далее. А потом
только кричал: дети! Дети! Дети!--пока сил хватило, до полного изнеможения,
пишет Эндерер, затем Хумер сказал: а сам твой сын тебя не понимает, он тебя
уже совсем не понимает, вот что сделала эта баба из твоего сына! Тут Хумер
встал, пишет Эндерер, и стал расхаживать по комнате, то и дело показывая на
свои бумаги, лежавшие на моем письменном столе, и повторял: все--сплошной
криминал сплошной криминал! Прямо под суд! Никаких уступок! И вдруг Хумер
говорит, пишет Эндерер: я им сказал--нет. только не наверх! Наверх--ни за