"Александр Бестужев-Марлинский. Вечер на Кавказских водах в 1824 году " - читать интересную книгу автора

завитые волосы, и французские шитые жилеты сверкали из-под их двурукавных
кунтушей. Хозяин, видя, что дядя мой изумляется, окидывая глазами гостей, и
комнату, и уборы, поспешил успокоить на этот счет его любопытство.
"Не дивитесь, любезный ротмистр, - сказал он (поляки любят производить
в чины), - что видите нас в этих развалившихся стенах. Травя сегодня с
соседами медведя, я избрал этот давно уже покинутый палац местом отдыха
после охоты, по близости его к лесу, где мы полевали. Не дивитесь и тому,
что прекрасное это здание заброшено в пользу нетопырей; я расскажу вам о
том историю.
Надобно вам сказать, что полвека тому назад дом этот сиял как алмаз и
был как полная чаша. Им владел тогда граф Фелициан Глемба, родственник мой
по женской линии, человек страх богатый деньгами, но еще более прихотями и
страстями. Он был женат на единственной наследнице дома Тарлов, женщине
очень умной и прекрасной, но, по обычаю всех славянских жен, чрезвычайно
своенравной и повелительной. Чтобы рассеяться немножко от домашнего
благополучия, он уехал за границу, обрыскал всю Европу, дурачился везде как
нельзя более, влюблялся по пяти раз на день, дрался на поединках без счету
и, наконец, истощив наличные деньги и здоровье, воротился домой с новыми
долгами и застарелыми пороками. Несколько лет после того протекло довольно
тихо, потому что жена была ревнива - равно к его сердцу и карману - и
держала молодца, что называется, в ежовых перчатках, - и он вообще боялся
ее больше всего на свете.
Вот в одну осеннюю ночь какой-то всадник прискакал на вороном коне к
воротам замка и просил ночлега, уверяя, что он имеет сообщить графу весьма
важные вещи. Разумеется, велено просить гостя к ужину, и граф с удивлением
заметил в чертах незнакомца что-то очень знакомое; но как путешествия и
связи его были обширны, то он никак не мог припомнить, где он его видел.
Неизвестный ел мало, говорил еще менее, поглядывал на графа исподлобья так
мрачно, что у него сжималось сердце, и, наконец, для открытия тайны, просил
особого свидания. Ему пазначили для ночлега дубовую комнату, и через
полчаса явился туда и Глемба. Нельзя описать внезапный страх его, когда
вместо незнакомого мужчины он нашел слишком знакомую ему женщину, синьору
Бианку Менотти, которую обольстил он, увез от отца, тайно женился на ней и
потом бросил, и забыл в каком-то немецком городе. Она, как водится,
плакала, укоряла и, пакоиец, объявила, что если он не признает ее за жену
свою, то, не могши утешаться его любовью, она найдет отраду в мести, что
она итальянка и знает средство обнародовать его вероломные и беззаконные
поступки, что она не пожалеет даже пролить кровь или отравить изменника,
для которого забыла она невинность, дом отеческий, родину и родных и долгие
лета разлуки скиталась в чужбине без имени и пристанища. Граф притворился,
будто разнежился до слез, и, трепеща, чтобы его не подслушали, дал Иудин
поцелуй примирения обманутой итальянке. Все, все обещал он: развестись с
первою женою, признать ее, любить верно и горячо, и между тем как Биан-ка
всему верила (влюбленное сердце так доверчиво), он вращал в голове кровавые
замыслы: сжить с рук опасного свидетеля и увядшую, постылую любовницу.
Медлить было невозможно; он страшился ревности настоящей супруги более ада,
- и скоро созрел губительный умысел в душе порочной. Ласками усыпил оп
легковерную; потихоньку оторвал от оконного переплета листок свинцу,
растопил его на свече в серебряной ложке и приблизился к сонной жертве
своей. Руки его дрожали, совесть громко вопияла: "Удержись!" - по страх