"Александр Бестужев-Марлинский. Вечер на Кавказских водах в 1824 году " - читать интересную книгу автора

Но дядя мой имел благоразумие запретить вахмистру наступательные
действия и дал знак держать только оружие наготове.
"Завладей сперва бричкою этого шляхтича", - потихоньку сказал он
Зарубаеву, и тот вмиг исполнил фланговое движение к бричке. Тогда дядя мой
решился, - медлить было нечего. Толпа готовилась задавить их множеством;
самые хвастливые из шляхтичей обнажили уже клинки свои и, гарцуя над
головою дяди, то подносили концы их к носу его, заставляя нюхать
старопольскую славу, то втыкали их в землю, то потачивали на колесе. Это
вывело его из терпения; он сверкнул глазами и палашом скомандовал
Зарубаеву: укороти поводья! - схватил за ворот сухощавого поляка и, между
тем как тот кричал: "Злапайце те-го дурня!" [Схватите этого сумасброда!
(Пер, автора.)] - бросил его под мышку, как зонтик, и потащил, задушая, к
бричке. Вскочить в нее, встащить за собой пленника и крикнуть Зарубаеву:
"Катай по всем!" было дело двух мигов. Зарубаев, который, выставя из-за
края брички, как из-за бруствера, пару седельных пистолетов, грозился
дотоле на каждую пулю пронизать по крайней мере по три души, не дожидался
повторения, и бич свистнул над конями.
"Слушай, пане экономе! - сказал дядя пленнику, ласково сжимая ворот
его при каждой запятой. - Объяви этой сволочи, что если хоть один кинет в
меня камнем, или выстрелит, или станет преследовать, то я не иначе явлюсь в
Тартаре, как верхом на тебе!"
При окончании этого родительского увещания он так давнул бедного
шляхтича, что тот заревел, как Фаларидов бык, и ради всех святых стал
умолять бегущую сзади громаду не трогать русских, щадя его. Долго еще им
слышались брань и проклятия раздраженной черни, у которой ускользнула из
рук верная добыча; но повозка летела, и треть дороги была уже за ними,
когда звук набата в селе, впереди на дороге лежащем, принудил их
остановиться. Ехать назад было бы безрассудно, вперед еще опаснее, - что
тут прикажете делать? Дядя призадумался, спросил Адамовых слез, которые
были у него вроде карманного вдохновения во всех чрезвычайных случаях
жизни... потом приложил палец ко лбу, как будто для извлечения
электрической искры ума, и снова ухватил шляхтича за ворот.
"Слушай, ты, вавилонская лихорадка, - сказал он ему, - веди меня
окольными дорогами не слишком близко к большой дороге и недалеко забираясь
в сторону. Если же ты задумаешь бежать или, чего божо сохрани, завести меня
в западню, то я впущу тебе в брюхо такую ягоду, что она не сварится в нем
до Страшного суда, хотя бы желудок твой был крепче, нежели у страуса.
Зарубаев! отдай ему вожжи и держи за кушак, и чуть он покривит душой или
зашевелит усами, спусти гончую собаку. Понимаешь?"
И трепещущий поляк понял это весьма хорошо, взлез на козлы, своротил
вправо, и путники наши скоро выехали на какую-то проселочную дорогу.
Мы не удивимся поведению дяди в таком необходимом случае, где он
действовал уже в отместку за обиду и по чувству самосохранения; но,
впрочем, он, подобно всем военным того времени, без всякой нужды готов был
на такие же выходки. Их век был веком, в который люди угнетали других людей
во всей невинности сердца; тогдашний дворянин крепко веровал, что бог
создал для него только девять заповедей, а десятую отдал ему в бенефис, что
крестьяне суть животные и что спины их необходимо требуют побоев, лбы
рогов, а карманы просевки, и если они ропщут, то, верно, по глупости или от
непривычки. Солдат в свою очередь почитал себя тоже привилегированным