"Светлана Бестужева-Лада. Как в кино не будет" - читать интересную книгу автора

какой-то неприметный, словно бы линялый тип и начал задавать вопросы: где,
мол, находится Мария Степановна Лоскутова и отчего не сдала свою комнату.
Евфросинья Прохоровна отвечала так, как испокон веков отвечали на подобные
вопросы люди на Руси:
- Знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю. Нужна комната - так их
еще три штуки опечатанных, выбирайте любую. А мое дело маленькое, мне не
докладывают.
Выбирать комнату, однако, посетитель не стал и ушел, предупредив на
прощание о том, что "молчание - золото". Из чего Евфросинья Прохоровна
сделала свои выводы.
Всю ночь после этого в комнате Маши шла какая-то возня, стук, иногда
даже грохот. Но соседние комнаты были пусты, а капитальные стены хорошо
гасили звуки. Наутро же Фрося отправилась к дворнику Григорию, с которым ее
связывала едва ли не сорокалетняя дружба. К тому же Фрося осталась
единственной из прежних, дореволюционных жильцов дома. Да еще и такой,
которая не брезговала "покалякать" с дворником по душам и вспомнить добрые
старые времена.
Они вдвоем наглухо замуровали дверь между комнатами сестер. Конечно,
Григорий заметил, что из опечатанной снаружи комнаты покойницы Анны в
комнату Маши перекочевала почти вся мебель. Но промолчал и только понимающе
ухмыльнулся. Оно и понятно: комнату не сегодня-завтра займут чужие люди, а
вещей, конечно, жалко. Да еще подивился (тоже про себя), как это Фросе
удалось в одиночку перетащить тяжелую, старинную мебель красного дерева.
Вот уж действительно - охота пуще неволи.
Новых жильцов, однако, подселять не спешили. Пусто и тихо стало в
квартире, за которой как-то исподволь укрепилась слава "недоброй"...
В конце июня 1941 года в квартиру позвонили. Евфросинья Прохоровна
открыла дверь - и ахнула. На пороге стояла Маша, похудевшая, побледневшая.
А рядом с ней - малышка, похожая на куколку.
- Ну, здравствуй, Фросенька, - сказала Маша. - Вот мы и вернулись. Это
моя дочка, Оленька, ей скоро три годика будет. А больше ничего хорошего
тебе сказать не могу. Выбрались мы из деревни чудом, а сестра твоя старшая
со всей семьей... Война.
***
Все это я узнала от бабы Фроси постепенно. Она вообще была не слишком
разговорчивой. Кое о чем рассказывала мне и Мария Степановна, баба Маня.
Оленьку я не знала: она погибла вскоре после моего рождения. Но это уже
другая история из другого времени.
- Баба Фрося, - приставала я, - а чего ты все вздыхаешь: "Раньше-то
лучше жили, раньше-то лучше было..."? Тебя же революция от эксплуататоров
освободила, комнату тебе дала...
- Комната у меня и так была. При кухне, где сейчас кладовку устроили.
И в квартире, кроме меня, четверо жили, а не сорок четыре.
- А баба Маня богатая была, да?
- Глупая ты все-таки, Регина. Богатые в особняках да дворцах жили. И
вообще, спроси лучше у Лидии Эдуардовны. Она образованная, не мне чета. Да
еще баронесса фон Кнорре.
Да-да, в нашей квартире жильцы в конце концов подобрались по принципу
"каждой твари - по паре". Кроме баронессы, была семья рабочего с
Дорогомиловского завода, полусумасшедшая вдова репрессированного военного,