"Герберт Эрнест Бейтс. Пунцовой розы лепесток уснул " - читать интересную книгу автора

Картинным жестом он бросил ей розу с балкона. Безотчетно она вскинула
руки, пытаясь ее поймать. Но роза упала в дремучие заросли осота.
Он необидно, как и прежде, рассмеялся.
- Я так вам благодарен, бесценная миссис Корбет, - крикнул он. -
Сказать не могу, как благодарен. Вы так внимательны. У вас такой прекрасный
вкус.
Опустив глаза, не зная, что сказать, она достала розу из гущи осота.
Весь ласковый август, полный мягкого света, который, казалось,
отражался от пересохших меловых делянок овса, пшеницы, ячменя прямо под
горой, запущенный дом постепенно хорошел, выделяясь сначала среди буков
сплошным розовым пятном. К сентябрю Лафарж взялся за балконы, покрасив их в
нежно-серый, как крыло морской чайки, цвет. Скоро окрасились в серое и
козырьки, повиснув над окнами подобно половинкам морских раковин. Стали
серыми также двери и окна, придав дому под массивными сводами буковых ветвей
изящество и легкость.
День ото дня наблюдала она это преображенье, доставляя Лафаржу то
почки, то рубец, то печень, "сладкое мясо", телячьи ножки, телячьи головы и
сердце, которое, как он утверждал, не отличить по вкусу от гусиной кожи.
- Потрохам, - любил он повторять ей, - совершенно не отдают должного.
Люди слишком высокомерны в подходе к потрохам. Вечная задняя нога или
лопатка - это проклятье какое-то. Что может быть вкуснее "сладкого мяса"?
Или телячьей головы? Или хотя бы требухи? У немцев, миссис Корбет, есть
способ готовить требуху - это такое получается, что я не знаю... манну,
можно подумать, ешь небесную, тает во рту. Вы, душенька миссис Корбет, мне
как-нибудь на днях непременно привезите требухи.
- Я раздобыл-таки и розу, - возбужденно сообщил он ей однажды. -
Выписал по каталогу. Называется, "Chateau Clos de Vougeot" * и точь-в-точь
похожа на розу с вашей шляпы. Глубокого темно-красного цвета, как
бургундское.
______________
* "Замок Кло де Вужо" (франц.). Кло де Вужо - знаменитые виноградники
в Бургони.

Все это время, когда, как бывает поздним летом, установилась тихая,
ясная погода, ей не было надобности надевать накидку. Правда, у нее и в
мыслях не было ее выбрасывать. Ее только смущала мысль об обтрепанном
коричневом платье, и она вскоре сменила его на другое, темно-синее, которое
много лет надевала по воскресеньям.
К октябрю, когда весь дом снаружи преобразился, у нее появилось
ощущение, что и она некоторым образом причастна к этому. У нее на глазах
завесы плюща с тысячей птичьих гнезд уступили место чистой розовой
штукатурке. Козырьки из ржавых жестяных лоханок зеленого цвета превратились
в изящные половинки морских раковин, а балкончики из облезлых курятников - в
нежно-серые клетки для райских птиц. Как не умела она выразить чувства,
которые испытывала к полям, буковым рощам, желтым разливам зверобоя по
меловым прогалинам и смене времен года, так не умела и тут. Говорила только:
"Да, мистер Лафарж, по-моему, красиво. Очень хорошо, мистер Лафарж. Дом
прямо ожил".
- И в основном, благодаря вам, душенька, - говорил он на это. - Вы мне
дарили вдохновенье. Снабжали меня дивными яствами. Вы помогали. Высказывали