"Анатолий Безуглов, Юрий Кларов. За строкой приговора... " - читать интересную книгу автора

дал. Не слышал про Чернова? Как-нибудь расскажу.
Следствие продолжалось два месяца. А затем дело было передано в суд,
который приговорил Мясникова, как организатора шайки, к десяти годам
лишения свободы.
Суд - пересыльная тюрьма - исправительно-трудовая колония. Таков путь,
который проходит каждый осужденный. Тюрьма - это каменные стены, решетчатое
окошко с козырьком, вынужденное безделье, короткие прогулки.
В колонии все иначе. Это поселок. Аккуратные домики, ровные линейки
дорожек, клуб, столовая, школа. Летом - клумбы, спортивная площадка. О том,
что это исправительно-трудовая колония, свидетельствуют только высокие
дощатые заборы с колючей проволокой поверху да четырехугольные вышки с
вооруженными охранниками.
И все же в тюрьме человек не чувствует такой подавленности. Надежда на
успех кассационной жалобы, многочисленные нити, которые еще связывают с
внешним миром, - все это не дает возможности по-настоящему осознать свое
положение, трезво оценить его. Но вот тюрьму сменяет колония. Кассационная
жалоба отклонена, друзья остались там, на свободе, у них своя жизнь.
Человек отгорожен от всех своих прежних интересов и связей. Он это не
только понимает разумом, но и ощущает во всем - в крупном и мелочах. И
тогда накатывается тоска, мутная, безысходная. Ее в одинаковой степени
ощущает и новичок, и тот, кто не раз оказывался за колючей проволокой. И в
письме, которое получил Фролов от Мясникова из колонии, через привычную
браваду проглядывала тоска. Николай Николаевич ответил, потом послал книги.
Между следователем и заключенным завязалась переписка. В письмах Фролова не
было прямолинейных назиданий, прописных истин, но в них чувствовалась
заинтересованность в судьбе человека, убежденность, вера, что Мясников
станет другим. Следователь, конечно, не рассчитывал, что Толик Самурай
мгновенно превратится в полезного для общества человека.
Заместитель начальника колонии по политико-воспитательной работе писал
Фролову, что Мясников хорошо трудится, активно участвует в жизни
коллектива. Новое ощущалось и в письмах самого Мясникова. И вдруг пришло
сообщение. Анатолий бежал из колонии...
Прошли годы. Фролов был переведен в другой город. Новые люди, новые
встречи, новые печали и новые радости. Неудача, постигшая его с Мясниковым,
стала постепенно забываться. Во время одной из командировок в Москву Фролов
встретился в прокуратуре РСФСР с Николаевым, теперь уже подполковником.
- Кстати, - сказал Николаев, - тебе в прокуратуру письмо пришло. От
кого - не знаю. На конверте написано: "Лично". Переслать?
- Пришли, - сказал Фролов.
И вот это письмо передо мной.
"...Верно, забыли, Николай Николаевич, про Толика Самурая, а он про
вас помнит, - писал Мясников. - Память, как наколку, ничем не вытравишь.
Все помню: и как возились со мной, и что говорили. Небось думаете, что врал
я вам все тогда, волчий вой за овечье блеянье выдавал. Немного было, не
спорю, придуривался, а только многие ваши слова, как после оказалось,
глубоко мне запали. Но когда из колонии уходил, об этом не думалось: весна
звала. В общем, "зеленый прокурор" на моей просьбе о помиловании свою
резолюцию кинул. Как добрался домой, рассказывать не буду: и вам это
безынтересно, да и мне не особо. Остановился у одного своего дружка,
Ванюшки Плужкова. Только там меня приняли неласково. Сам Ванюшка ничего, а