"Анатолий Безуглов, Юрий Кларов. За строкой приговора... " - читать интересную книгу автора

семья косится: боится, чтобы снова его к делу не приспособил. Встал тут
вопрос: что дальше делать? Документов-то у меня никаких не было. А без
документов гулять, что на острие ножа русскую танцевать. Познакомился я с
одним мужичком, который только что из колхоза уехал, и продал он мне свою
справочку. Так стал я нежданно-негаданно Анатолием Петровичем Сухоцким.
Только справочку эту надо было на паспорт менять, а на месте менять я
поостерегся. Поэтому очень я обрадовался, когда прочел про вербовку в
леспромхоз в Архангельскую область. Расчет, сами понимаете, был простой:
поработать месяца два, а потом через начальника участка все бумажки
оформить. Желающих ехать у них не очень-то хватало, меня и взяли без всяких
разговоров. Поехал..."


* * *

Лесопункт оказался небольшим поселком. Толика Самурая поместили в
комнату, куда с трудом втиснули семь коек. Соседями его были дядя Митяй,
природный северянин, и богатырского сложения парень с невинным лицом
новорожденного младенца Василий Лукин. В день приезда не работали: получали
на складе постельное белье, обустраивались, мастер распределял вновь
прибывших по бригадам. После ужина, собрав вокруг себя ребят, дядя Митяй
долго объяснял устройство продольной пилы. Вместо "ч" он выговаривал "ц".
От этого речь его становилась цокающей, непривычной для слуха. "Цего сейцас
не поняли, потом поймете, - сказал он в заключение. - Главное, нашу
поговорку запомните: "Тресоцки не поешь, цаецку не попьешь - не
наработаешь", - и в подтверждение своих слов отправился ставить чайник.
Мясников с любопытством приглядывался к этим людям, так непохожим на
тех, среди которых он провел всю свою жизнь, прислушивался к их разговорам,
шуткам.
Да, Фролов был в чем-то прав, Мясников это чувствовал. Здесь не было
взвинченной истеричности, столь характерной для преступного мира,
постоянной настороженности, болезненного желания проявить себя, сломить и
подчинить более слабого. И помимо общих интересов у каждого были свои.
Васька по самоучителю учился играть на гитаре и каждый вечер от доски до
доски прочитывал "Комсомольскую правду". И читал не потому, что его избрали
комсоргом, а потому что ему было просто интересно. Восемнадцатилетний
Володя учился заочно на первом курсе строительного института. Рыжий
Алексей, с лицом, изъеденным оспой, был заядлым охотником. А дядя Митяй
занимался различными техническими усовершенствованиями.
У всех у них была своя интересная жизнь, друзья, родные, жены, любимые
девушки, планы на будущее. Их все касалось и затрагивало: международная
обстановка и новые расценки, положение в сельском хозяйстве и итальянские
кинокартины, урожай на яблоки в Крыму и расцветки ситца. Но самым
непонятным был их интерес к труду, о котором Фролов так много писал в своем
последнем письме к нему.
Нравится им это, что ли?
Самому Толику Самураю "это" определенно не нравилось. От непривычного
напряжения ныла поясница, на ладонях вздулись пузыри. Находясь в общей
сложности около семи лет в местах заключения, он там никогда не работал.
Его отправляли в закрытые тюрьмы, сажали в карцер, но заставить работать не