"Лев Безыменский. Гитлер и Сталин перед схваткой " - читать интересную книгу авторапредставился более правильным иной путь: попытаться, "переборов себя",
подняться на уровень нынешних знаний о дискутируемом предмете. В письме Д. Ф. Русакова содержалась горькая правда, адресованная всем историкам Великой Отечественной войны. Действительно, как можно было ее понять, не говоря ни слова о секретных соглашениях Сталина с Гитлером в 1939-1941 годах. Как можно ее понять, не рассказывая о причинах трагических поражений лета - осени 1941 года? Эти вопросы можно продолжать до бесконечности, обращая их не только ко мне, но и к другим моим коллегам, которые публиковали свои работы с 1945 года и до конца 80-х годов. Принято говорить, что истина конкретна. Так будем верны этому правилу и попытаемся изобразить "весомо, грубо, зримо" процесс постижения самой конкретной истины предвоенного периода - постижения того беззастенчивого обмана, на котором в течение более полувека была построена концепция предвоенного периода в советской интерпретации. Обман этот был прост: просто отрицался факт существования секретных приложений к двум советско-германским договорам от 23 августа и 28 сентября 1939 года, определявших характер отношений СССР и Германии вплоть до рокового утра 22 июня 1941 года. Никаких соглашений, кроме опубликованных в печати, не было. Никаких договоренностей о вхождении в случае войны Красной Армии в Восточную Польшу и Бессарабию. Никаких соглашений о судьбе трех суверенных республик Прибалтики. Никаких договоренностей о нейтралитете Германии в случае военных действий СССР против Финляндии. И так далее, и тому подобное... Парадокс заключался в том, что всему миру об этом стало известно еще в том же 1939-м, самое позднее - в 1940-м, а в послевоенное время их существование доказано публикацией на Западе текстов соответствующих Нюрнбергского международного трибунала и приняты историками всего мира как основа интерпретации предвоенного периода. Приняты во всем мире, но... Но не у нас, в Советском Союзе. У нас об их существовании сначала просто молчали. Затем стали активно отрицать, объявляя их "буржуазной фальсификацией истории". Потом уточнили, что опубликованные тексты протоколов подделаны, в том числе и советские подписи под ними (а именно, сделанная латиницей подпись В. М. Молотова). Все официальные советские исторические труды исходили из "презумпции виновности", сиречь подделки секретных протоколов. Когда же анализ копий, опубликованных Западом по немецким секретным архивам, показал их подлинность, в Москве ушли "в глухую оборону": мол, о копиях говорить не будем, пока не найдутся подлинники - а их не существует ни в правительственных, ни в дипломатических архивах. Секретных протоколов не было, утверждал престарелый В. М. Молотов. Протоколов нет, подтверждал многолетний глава дипломатической службы СССР А. А. Громыко. Вот и представьте себе ситуацию советских историков, которые должны были разъяснить своему народу - почему страна попала в такую беду, почему она оказалась настолько неподготовленной к немецкому нападению, что враг дошел до Ленинграда, Москвы, Сталинграда, Майкопа? Приходилось умалчивать, лавировать, изощряться - либо прямо лгать. Последний вариант был приемлем для высоких политиков, с которых, как говорится, "взятки гладки". Историкам же оставалось либо говорить намеками, либо ссылаться на отсутствие документов или закрытость архивов. Сие было вполне возможным до наступления "эпохи гласности", которая открыла доступ к архивам. Не ко всем архивам, но все-таки... |
|
|