"Питер С.Бигль. Архаические развлечения" - читать интересную книгу автора

Пирс-Харлоу пожал плечами.
- Я получаю удовольствие. Видели бы вы, какие лица делаются у людей,
когда до них начинает доходить. В общем-то, это затягивает, как наркотик -
смотришь на них и знаешь, что ты вовсе не тот, за кого они тебя принимают.
Что-то вроде Зорро, понимаете?
Он спрыгнул на панель и обернулся, чтобы одарить Фаррелла улыбкой,
полной нежных воспоминаний - такой, как будто когда-то, давным-давно, в
стране, где говорят на совсем чужом языке, им выпало вместе пережить
приключение. Он сказал:
- Вам бы тоже стоило попробывать. Да, собственно, вы уже почти
проделали это, вот только что. Так что осторожнее, мистер Фаррелл.
Он аккуратно задвинул дверцу и неторопливо пошел к клинике. Фаррелл
завел Мадам Шуман-Хейнк и осторожно втиснулся в поток машин, идущих из
пригородов Сан-Франциско, уже густеющий, хотя для него, по воспоминаниям
Фаррелла, было еще рановато. Впрочем, что ты можешь знать? В ту пору
всякий, кто жил на белом свете, селился на Парнелл-стрит и спал до
полудня. Чего бы там ни волокла под своим днищем Мадам Шуман-Хейнк,
решил он, пусть подождет, пока он доберется до Бена, - вместе с
размышлениями о событиях последнего получаса. Кожу коробило от засохшего
пота, и каждый удар сердца гулко отдавался в голове. В фольксвагене пахло
ногами, одеялами и остывшей едой из китайского ресторана.
Катя по Гульд-авеню на север - куда, к дьяволу, провалился Тупичок?
Не могли же его снести, мы все там играли, видать, пропустил - он, хоть
и с некоторой опаской, позволил себе углубиться в тему зеленого автомобиля.
Тогда, в тот миг, его разум - ретиво удиравший из города, не оставив нового
адреса, предоставив старым олухам, рефлексам и нервам, в очередной раз
расплачиваться по счетам и залогам - разум его зарегистрировал лишь
огромный шлем на водителе, красивый игрушечный - игрушечный? - меч
в руках у чернокожего и женщину, одетую в одни золотые цепочки. Но на
черном парне было какое-то подобие мантии - меховой кивер? И на заднем
сиденьи, когда старая развалюха уносилась прочь, мелькнули сваленные кучей
бархатные плащи, жесткие белые брыжи и похожие на костры в тумане плюмажи.
Чего тут думать - просто-напросто рекламный фургон, "Добро пожаловать в
Авиценну". А эта, в цепях, надо думать, из Исконных Дочерей.
Гульд-авеню улица длинная, протянувшаяся с одного конца Авиценны почти
до другого, отделяя студенческий городок и холмы за ним от горячих черных
равнин. Фаррелл ехал по ней и автомобильные кладбища сменялись лавками
старьевщиков, а лавки зданиями оффисов и универсальными магазинами -
черт, тут же был отличный старый рыбный базар, он-то куда
запропастился? - а те уступали место одно- и двухэтажным каркасным
домам, белым, синим, зеленым, с наружными лестницами. Дома были большей
частью тонкостенные, в беспощадном утреннем свете они казались лодками,
вытащенными на берег, потому что выходить на них в море стало опасно. На
юго-западном углу Ортеги у Фаррелла на миг перехватило дыхание, но серый,
выпяченный, по-рыбьи чешуйчатый дом исчез, замененный заводиком,
производящим охлажденный апельсиновый сок.
Все время, пока я здесь жил, они норовили его снести. Самый
непригодный к плаванию дом, в каком я когда-либо выходил в открытое море.
Эллен. Даже по прошествии стольких лет он с осторожностью касался языком
этого имени, словно ощупывая больной зуб. Впрочем, ничего не случилось.