"Питер Бигль. Лила, оборотень" - читать интересную книгу автора

будто волчица пробегала под ее окном: одинокий и неутоленный
вой, перемежающийся чем-то похожим на задыхающийся смешок.
Незнакомый голос перешел на визг. Миссис Браун различила
несколько раз повторенные слова "серебряная пуля". Дверь
захлопнулась, открылась и захлопнулась снова.
Никто из знакомых Фаррелла не обладал присущей ему
способностью заново просматривать собственные сны, пока те еще
длятся: останавливать сновидение в самом его разгаре, сколь бы
пугающим - или чарующим - оно ни было, и прокручивать снова и
снова, изучая его, пока самая страшная из лент не становилась
совершенно безопасной и невыносимо привычной. Такой, примерно,
оказалась ночь, которую он провел, гоняясь за Лилой.
Он находил их сбившимися в кучу под входным навесом
многоквартирного дома или с лаем преследующими друг друга по
лунному ландшафту строительной площадки: десять-пятнадцать
кобелей самых несхожих рас, вероисповеданий, раскрасок и
степеней забытого ныне порабощения, скулящих и лающих,
мочащихся на колеса машин, без разбору обнюхивающих и один
другого, и худощавую, ухмыляющуюся суку, вокруг которой они
вились. Она порыкивала несколько злобнее, чем того требовала
скромность, а если огрызалась, даже играючи, то прокусывала
мясо до кости, и это их немного пугало. Но они все равно лезли
на нее, в свой черед кусая в шею и за уши, и она рычала, но не
убегала.
Во всяком случае, пока Фаррелл не налетал на них с
визгливым воплем, который сделал бы честь любому рогоносцу, и
не раскидывал пинками сопящих любовников. Только тогда она
разворачивалась и скрывалась в весенней тьме, и вой ее,
мечтательный и тонкий, летел следом, подобный шлейфу дымчатого
пеньюара. По пятам за ней уносились и псы. Последним, зовя ее и
сквернословя, бежал Фаррелл. Развеселая брачная процессия
всякий раз быстро оставляла его далеко позади, оставляла
карабкаться, спотыкаясь, по ржавым железным лестницам в такие
места, где он непременно падал, зацепившись за мусорный бак. И
все же со временем он неизменно отыскивал их, пролетев
вприпрыжку по Бродвею или трусцой перемахнув Колумбус-авеню по
направлению к Парку; он слышал, как они шумят на кортах у реки,
слышал треск теннисных сеток, раздираемых в клочья над Лилой и
ее минутным Аресом. Счет псам шел уже на дюжины, они сбегались
со всех сторон. Счастье распирало их, но Фаррелл швырялся в них
камнями и орал, и они удирали.
Впереди бежала волчица, она бежала по тротуару или по
мокрой траве, удовлетворенно помахивая хвостом, однако глаза ее
по-прежнему оставались голодными, а в вое все более явно
различалась угроза и все менее явно - томление. Фаррелл
понимал, что до восхода солнца ей необходимо отведать крови и
что гоняться за нею и опасно, и бесполезно. И все же ночь
наматывалась на свою бобину и разматывалась снова, и он вновь и
вновь понимал все то же, и мчался по тем же улицам и видел, как
те же самые парочки обходят его стороной, принимая за пьяного.