"Питер Сойер Бигл. Тихий уголок" - читать интересную книгу авторатом, как красногрудая курица прыг-прыг-прыг - прыгает по дорожке? О дьявол,
да если вы половину того, что говорите о малиновке, будете говорить о такой милой птичке, как сарыч, она станет национальной птицей года, - голос его понизился до нормального тона. - Люди поощряют самых что ни на есть проклятущих птиц. Вы видите, как малиновка убивает червя, и тут же - "Держись, красногрудая! Помощь идет! Подожди, вот я достану мою старую армейскую винтовку, и мы поборемся с этим чудовищем! Я и ты, птичка! Плечом к плечу! До самой смерти!" Но вот вы видите сову, завтракающую полевой мышью, и тут же образуете Комитет, чтобы устроить марш на Вашингтон, и заставить их там принять закон, гласящий, что отныне совы могут есть только капусту и яблочные пироги. А теперь возьмем червей. Хорошо, они не интеллектуалы, но они тяжело работают. Средний червяк - это славный маленький парнишка, что-то вроде крохотного бизнесмена. Он тихий, он улучшает почву, он никому не мешает, он ведет добрую унылую жизнь, и этого беднягу - три шанса против одного - нацепляет на крючок какой-нибудь ребятенок, если только не съедает малиновка. И это считается правильным, потому что червяк скользкий и не умеет петь. Но ребятенок стреляет в малиновку из рогатки, и сорок лет спустя пишет в автобиографии, как не понимал до того случая, что такое смерть. Или возьмите белок, - глаза его вспыхнули. - Вот что я думаю об охоте на белок... - Но ты и сам ешь червей, - напомнила ему Лора. - Конечно. Но я, по крайней мере, не зову фотографов. В этот момент до них добрел Майкл, и мистер Ребек внезапно осознал несопоставимость его шага и Лориного. Лора двигалась, как головка одуванчика в день, когда то и дело веет ветерок и едва ли касалась земли. А если и следов даже на самой мягкой почве, и камешки не отскакивали из-под ее ног. И стояла ли она на земле или на древесном сучке или на крохотном шипе розы, она воспринималась отдельно от земли, ветки или колючки. "Ну, а Майкл, - подумал мистер Ребек. - Нет, Майкл ходит медленно, потому что поглощен воспоминаниями о том, как себя чувствуют при ходьбе. Он должен проложить дорогу, по которой идет, и для него нет ничего приятного в осознании, что с каждым его шагом дорога уходит назад. Он ступает тяжело, ударяя ногами о землю и надеясь ощутить боль, которая возникает, если шагать так, словно наступаешь на горящую сигару. Но боли нет, и Майкл не оставляет следа, который показал бы, где он прошел". Вслух он сказал: - Доброе утро, Майкл. - Э... - сказал Майкл. Он увидел Лору. - Привет, Лора. - Привет, - наблюдая за его приближением, она планировала добавить что-нибудь вроде "Все еще успешно борешься?", но увидела, как он ступает, увидела, с каким отчаянием цепляется за реальность, и как отчаяние это заставляет его выглядеть еще менее реальным - образ, навязывающий себя миру, - и она промолчала. "Что же могла означать для него жизнь, - подумала она, - что он так за нее держится?" Она ощутила некоторую ревность. - Эй, Морган! Майкл поспешно повернулся к Ворону. - Да? - Я, знаешь ли, должен тебе кое-что сказать, - сообщил Ворон. - Суд над твоей старушкой назначен на восьмое августа. Пожалуй, Майклово сердце пропустило бы удар, или застучало бы, как |
|
|