"Дмитрий Биленкин. Философия имени (Авт.сб. "Лицо в толпе")" - читать интересную книгу автора

допустим, мозг человека, увеличенный до размера холма: сколько ремонтников
потребуется для его обслуживания, спайки, починки и выбраковки деталей в
их многомиллиардном ансамбле? А если к тому же многие из этих деталей
незримы для глаз и неосязаемы для пальцев? Что тут прикажете делать?
Что можно было сделать, то было сделано. Атомарная упаковка элементов,
предельная надежность тончайших кристаллосхем, вся кинематика
осуществляются электромагнитными и прочими полями, максимальная защита
всего твердого от коррозии, от разъедающей радиации, толчков и вибраций и
многое другое, чего окончательно не в состоянии охватить, понять и
запомнить никакой отдельно взятый человеческий ум. Но и этого было мало...
Машина, как, впрочем, и человеческий организм, невозможна без синапсов,
контактов, энергетических и информационных цепей, а всякое соединение
одного с другим - лазейка в броне надежности. Да и о самой броне надо
заботиться, в этом смысле меж доспехами рыцаря и антикоррозионным
покрытием какого-нибудь гиператора нет никакой принципиальной разницы.
Включая попеременно блок за блоком, Кошечкин привычно следил за их
проекционной разверткой. Перед ним на экране сканирующего томографа
раскрывалось святая святых звездолета, та механика, то устройство, которое
обеспечивало ему ход и несло к цели. Здесь не было трепетных красок и
переливов "полярного сияния", в которых зримо проявлялись все особенности
функционирования двигателя в данный момент времени; здесь перед человеком
раскрывалась сама структура машины, срез за срезом представала ее плоть.
Каждому рабочему органу и отдельным его участкам томограф придавал свою
окраску, меняющиеся оттенки которого многое говорили опытному глазу.
Вместе с тем все было выдержано в гамме серых, зеленоватых,
сине-фиолетовых тонов, чтобы взгляд легче мог уловить красноватые оспинки
повреждений.
Они были, их не могло не быть. Раза два взгляд Кошечкина задержался на
красноватых точках. Нет, пустяки. Стоит человеку резко вскочить, как
где-то в его организме лопаются два-три микрососудика, это норма, это
ровно ничего не значит; примерно то же самое было и здесь. На всякий
случай Кошечкин подключил блинк-оператор, и на жемчужном фоне проекции
подозрительного участка тотчас замерцали искорки - метки тех крохотных
поражений неживой ткани, которые автомат зафиксировал при вчерашнем
осмотре. Сегодня искорки, как и должно, мерцали не там, где алели
"оспинки", и число последних ничуть не прибавилось против давнего. Так и
должно было быть, иначе на что "блохи" и прочие ремонтники?
"Клопы", "блохи", "мышата", равно как и "полярное сияние", - все это,
конечно, было профессиональным жаргоном. Но ведь язык сломаешь,
выговаривая что-нибудь вроде "реммикрокибернейроманипулятор АЗФУ-17",
проще их всех в зависимости от размера называть привычными именами. Хотя
какие уж тут "мышата"? Все совершенствуется и соответственно
миниатюризируется. "Стремительный" наисложнейший, с иголочки корабль, его
ремонтники принадлежат к пятому поколению нейрокиберов и так малы, что
даже "блохами" их не назовешь. Впрочем, трудяги они куда лучше прежних.
Глаза быстро притомились, и Кошечкин с неудовольствием выключил экран.
Вялость давно прошла, горло уже не саднило, но, видимо, болезнь еще давала
о себе знать, коль скоро зрению потребовался непредусмотренный отдых.
Ничего, все успеется, да и сам осмотр, если быть честным, изрядная
проформа, поскольку "зверушки", если что, все сделают сами.