"Дмитрий Биленкин. Голубой янтарь (Авт.сб. "Лицо в толпе")" - читать интересную книгу автора

даже не белемнит, а... Представьте себе, что в каком-нибудь музее издавна
хранится гемма или что-то в этом роде с рисунком некой заведомо
несуществующей рыбы. Или морского змея, это неважно. Все спокойны. Обычная
фантазия художника энного века, сказочный мотив, мифический образ, словом,
полная благопристойность. И вдруг это существо открывают океанологи...
- Точно! - рачьи глаза Этапина впились в Гриднева. - Обитает оно в
абиссальных глубинах, всплыть ни живое, ни дохлое не может...
- А значит, и художник его изобразить не мог, - кивнул Гриднев. - Что
тогда прикажете думать о гемме?
- Тогда скандал. - Этапин покрутил головой. - Но тогда, между прочим,
уже не вы будете автором гипотезы о подводной культуре, а тот, кто
сопоставит гемму с фотографией, наберется смелости и... Какая обидная
развязка!
Он издал короткий смешок.
- Нет, какая развязка!.. Нам придется подтверждать ваше авторство, и
еще вопрос, поверят ли нам.
- Но так как морской цивилизации не было и нет, - рассмеялся Гриднев, -
а уже холодает, то не пора ли нам все-таки к дому?
- Она есть, - внезапно сказал Шорохов. - Она уже существует.
Оба ученых изумленно уставились на поэта.
- А! - догадался Гриднев. - Существует, потому что она уже есть в наших
умах?
- Именно.
- Ну, это пустяки.
- Но это меняет мир, - упрямо возразил Шорохов.
- Не мир, - Этапин поморщился. - Самое большее - наши представления о
нем.
- Не буду спорить... Только как-то так получается, что ваш брат ученый
сначала меняет наши представления о мире, а затем почему-то меняется и он
сам.
- В данном случае это нам не грозит, - весело сказал Гриднев. - Разве
что вы напишете поэму о научных работниках, которые на досуге фантазируют
черт знает о чем... Пошли!
Он первым повернул к темнеющим вдали соснам. Они шли, увязая в песке,
им в спину гремело море, но этот звук по мере удаления становился все
тише. Час спустя они ужинали при ярком электрическом свете и говорили уже
совсем о другом. Здесь гул моря был совсем не слышен, вместо него на
танцверанде гремело радио. Гриднев, который мог переплясать любого юношу,
пошел туда, Этапин засел за свежие научные журналы, а Шорохов еще долго
бродил по темным дорожкам. Долго ли танцевал Гриднев, что вычитал Этапин,
какие стихи написал в ту ночь Шорохов и написал ли, это другой вопрос.
Утром на небе не оказалось ли облачка, но на пляж вопреки обыкновению
пошли только двое: Этапин, который по утрам частенько позванивал в Москву,
вернулся расстроенным, потому что ему сообщили о внезапном совещаний, где,
как он полагал, его присутствие было крайне необходимо. "Надо ехать, -
пояснил он со вздохом. - Иначе, боюсь, мы и через год не увидим заказанную
аппаратуру..."
Так Гриднев и Шорохов на несколько дней остались вдвоем, и если Этапин,
который всегда охотно брал на себя житейские заботы и больше ничем не
выделялся, с самого начала показался поэту удобным, но необязательным