"Дмитрий Биленкин. Голубой янтарь (Авт.сб. "Лицо в толпе")" - читать интересную книгу автора

сих пор свежи. Чему вы смеетесь? - обернулся он к Шорохову.
- Так, глупость. - Шорохов сконфуженно махнул рукой. - Мне представился
осьминог, изучающий малярной кистью начертанное на скале: "Оля и Петя
здесь были...".
Гриднев коротко хохотнул.
- Ладно, ладно! Хотите более симпатичную картинку? В своих основах
инвариантна скорее всего эстетика. Возможно, более инвариантна, чем все
остальное.
- Ну, это уж извините! - от неожиданности Шорохов едва не оступился в
воду. - Эстетика - туман, зыбь, уж я-то знаю, что такое вкусовщина!
- Основа алмаза и сажи - углерод, но давайте не будем их путать! -
раздраженно фыркнул Гриднев. - Я говорю не о личном вкусе, а о родовом
восприятии прекрасного! Почему цветы привлекательны, хотя и по разным
причинам, как для насекомых, так и для нас? То же самое с красотой
раковин, рыбок и бабочек. А для кого прекрасен брачный наряд птиц? Только
ли для пернатых? Почему сугубо функциональное в живой природе, по смыслу и
назначению утилитарное, будь то движение лани или трель соловья, эстетично
для человека? Почему в древнейших захоронениях рядом с орудиями труда, без
которых человеку голод и смерть, мы неизменно находим, в сущности, те же
безделушки и камешки, над которыми в разгар НТР так упорно трудится наш
друг Этапин? А, молчите? То-то же... Тут всем глубинам глубины. Красоту
еще древние греки поняли как гармонию. Сегодня мы приблизились к уяснению
ее смысла. Гармония - это совершенство простой или сложной системы, лад
всех ее слагаемых. Следовательно, красота есть внешнее выражение оптимума
существования и функционирования любой системы.
- Например, системы мокриц, - не удержался Шорохов. - Или крыс.
- Элементарная вражда и дурь ассоциативных эмоций! - отмахнулся
Гриднев. - Они искажают наш взгляд, я разве об этом? Речь о
закономерности, смысл которой едва начал проясняться. Всякое сознание,
отражает мир и, видимо, стремится его запечатлеть. Тут интереснейшая
намечается инварианта, интереснейшая!
- Позвольте, позвольте, - пробормотал было погрузившийся в свои мысли
Этапин. - Никто не замечал у муравьев ничего похожего на искусство...
- Никто из людей не создал симфонию запахов, которые для муравьев то
же, что для нас краски и свет! - отрезал Гриднев. - Вообще можно ли
сравнивать нашу цивилизацию со столь примитивной и давно
законсервировавшейся? Другое важно. Сколько тысячелетий искусству и
сколько веков науке? Машинам? Человечество долго жило без моторов и
лабораторий, а вот без музыки, рисунков, сказаний оно почему-то обойтись
не могло. Вряд ли это случайность.
- О! - глаза Этапина сделались совсем рачьими. - Так это значит... Если
бы море вдруг подкатило к нашим ногам, предположим, сердолик с резным
изображением вымершего белемнита, то ваша морская цивилизация тем самым
была бы доказана? И тогда... Нет, не проходит, - добавил он с сожалением.
- Кто угодно мог взять палеонтологический атлас и срисовать белемнита, тут
никому ничего не докажешь.
- А-а, наконец-то и вас забрало! - Гриднев с маху опустил руку на плечо
Этапина. - Правильно, а то совсем засохли в своих увязках, утрясках...
Доказательством существования подводной цивилизации, если на то пошло, мог
бы стать и ваш камешек. Если на нем изображен, ну, конечно, не спрут и