"Джордж Блейк. Иного выбора нет " - читать интересную книгу автора

было еще до того, как я узнал, что я наполовину еврей. Может быть, память
навсегда сохранила воспоминание, как мама звала меня этим именем в первые
часы жизни. А не любил я имя Джордж скорее всего потому, что оно редкое для
Голландии и из-за него я чувствовал свое отличие от сверстников. Между
прочим, русская версия - Георгий (так меня зовут последние двадцать три
года) - звучит для моего уха более приятно.
С самого начала мать и ее многочисленные родственники, в первую очередь
бабушка, дяди и тетки, стали играть важную роль в моей жизни. Отец, которого
мы любили и даже благоговели перед ним, был для нас почти недосягаем: мы
мало его видели, особенно после того, как семья переехала на новую квартиру
на окраине города, а отец перенес свой бизнес в другое помещение в центре.
Мы видели его по воскресеньям да во время короткого завтрака. В те времена
детей рано укладывали спать, и мы никогда не встречались по вечерам, потому
что он редко возвращался раньше восьми часов, хотя всегда заходил в детскую
поправить одеяло и поцеловать нас спящих. По воскресеньям он, усталый,
предпочитал оставаться дома с хорошей книгой, пока мать, ее младшая сестра и
я подолгу гуляли. У него было слабое здоровье, и все силы уходили на работу.
Перед ним оказалось множество трудностей: он был иностранцем и не говорил
по-голландски, плохо знал национальные характер и обычаи, поэтому часто
совершал поступки, казавшиеся здешним жителям странными, а это отталкивало
покупателей. Беды были бы поправимыми, если бы он все-таки выучил язык и
прислушивался к советам матери, что он всегда отказывался делать. Будучи
евреем, он не походил на тип ловкого еврея-дельца. Когда дела шли хорошо, он
был в приподнятом настроении и щедро тратил деньги, часто идя наперекор
маминому здравому смыслу. В плохие времена становился нервным и подавленным.
Огромной заслугой моей матери было то, что среди этих приливов и отливов
судьбы и настроения она сумела удержать на плаву семейную лодку и оградить
нас, детей, от их последствий.
Отец свободно говорил по-французски и хорошо по-английски, хотя мне и
трудно судить, потому что я сам начал учить английский уже после его смерти.
Дома с матерью, которая, как большинство голландцев, знала английский лучше
французского, хотя учила в школе два языка, он объяснялся по-английски. Мы,
дети, говорили по-голландски и с родственниками, и в школе, а так как мы
мало видели отца, то английского не выучили. В семье сложилась необычная
ситуация: дети и отец говорили на разных языках. Правда, это обстоятельство
нас мало волновало, и, как мне помнится, мы отлично понимали друг друга. Был
только один случай, когда это причинило мне печаль и боль. Последние три
месяца своей жизни отец провел в больнице в Гааге, где мы тогда жили. Он
умирал от рака легких - последствие газовой атаки во время войны. Мы знали,
что он умирает, врачи с самого начала сказали маме, что положение
безнадежно. Каждый день после школы - я учился в первом классе муниципальной
гимназии - я навещал его. В палате, где он лежал, занавески вокруг его
кровати всегда были отдернуты. Однажды, когда я сидел у его ложа, он
попросил задернуть полог, а я никак не мог понять, чего он хочет. Чем больше
я старался, тем меньше понимал. Он рассердился, а я отчаянно, до слез
расстроился. К счастью, больной сосед понял его и объяснил мне, что делать,
и все обошлось. Этот случай я никогда не забуду. Вскоре отец умер.
Родные матери представляли собой сплоченную семью. Они не всегда
соглашались друг с другом, но были очень дружны, и я часто видел бабушку,
теток и кузин. Как первый из внуков, я был бабушкиным любимцем. Высокая,