"Джеймс Блиш. Век лета" - читать интересную книгу автора

твоим глазам. Король обещал их мне, если ты не уйдешь.
Странно, но страх Тлама не стал сильнее; возможно, это была
стандартная угроза - а может, если он не бывал здесь раньше, он и так был
перепуган до предела. Мартелсу на память пришла строчка из "Города жуткой
ночи" Джеймса Томпсона: "Нет надежды, нет и страха". Туземец сказал лишь
только:
- Я не могу.
- Король слышит.
- Ну и пусть.
- Иди домой.
- Я не могу.
Этот обмен словами грозил превратиться в ритуал и явно не давал новой
информации. Мартелс пробился сквозь паралич Тлама и заставил его идти,
позволив, впрочем, туземцу в значительной степени сохранить свою
настороженность. Птица не последовала за ними, даже не шелохнулась, но
Мартелс каким-то образом ощущал, что ее немигающий взгляд сверлит затылок
Тлама.
Однако через некоторое время Мартелс почувствовал удивительное
сопротивление дальнейшему движению - удивительное не только потому, что он
полагал, что Тлам, как и он сам, будет рад убраться подальше от Птицы, но
и из-за его неожиданной силы. С некоторым интересом он почти полностью
ослабил контроль; если для такого сильного сопротивления имелась причина,
Мартелсу необходимо было ее узнать.
Тлам, медленно пятясь, забрался в чащу и привалился спиной к большому
дереву, хорошо укрытому со всех сторон, но так, что спереди и сверху
оставалось свободное пространство. Движения его были осторожнее, чем
когда-либо, как будто он подозревал, что не вполне свободен, и ожидал, что
им вновь овладеют в любой момент. Однако, Мартелс, не вмешиваясь, дал ему
расположиться по своему вкусу.
Некоторое время туземец просто отдыхал; но наконец, он произнес почти
беззвучным шепотом:
- Бессмертный Квант, или дух, посланный Квантом, услышь меня.
Мартелс промолчал, хотя у него было глубокое неловкое чувство, что
ему следует ответить, хотя бы для того, чтобы туземец продолжал говорить.
Но очевидно, Тлам ничего иного, кроме молчания, и не ожидал. Повторив
призыв, он продолжал:
- Я не имею ни малейшего понятия, почему ты прогнал меня от себя и
сделал так, что меня изгнали из моего племени. Еще меньше я знаю, почему
ты загнал меня, как жертву, глубоко в страну Птиц. Я не сделал ничего,
чтобы заслужить твою ненависть; само мое безумие в твоем храме могло быть
вызвано только тобой, о бессмертный, поскольку мои предки явно такого не
одобрили бы. Скажи мне, чего ты хочешь? Что я сделал такого, за что должен
умереть? Что за судьбу ты мне уготовил? Как мне исполнить твои желания?
Ответь, бессмертный Квант, ответь, ответь!
Речь эта была не лишена достоинства, но Мартелс не мог дать ему ни
ответа, ни надежды на справедливость. В свете собственных целей Мартелса
Тлам находился еще ближе к положению жертвенного животного, чем он сам
полагал. Ни у одного из них не было будущего, но ничто из возможных
объяснений Мартелса не сделало бы это будущее светлее для Тлама. Мартелсу
оставалось только хранить молчание.