"Джеймс Блиш. Засеянные звезды" - читать интересную книгу автора

Затем его захватили заботы об урожае. Пропитание племени более не
зависело от охоты на бактерий; теперь к услугам людей были дрейфующие
плантации грибков и водорослей и посевы мицелия на дне - пища вкусная и
сытная, бережно взращенная Шарами пяти поколений. Однако за посевами надо
было следить, поддерживая чистоту штаммов и отваживая глупых и жадных
лакомок. Пара и его родичи по мере сил помогали нести охрану, но без надзора
со стороны людей обойтись не могли.
И тем не менее, несмотря на всю свою занятость, Лавон не в силах был
забыть момент, когда по собственной его оплошности последняя надежда
разобраться в происхождении и предназначении человека оказалась утраченной
навсегда.
Конечно, можно бы попросить Пара вернуть пластину, объяснить, что
произошла ошибка. Неумолимая логика цилиндров не мешала им уважать людей и
даже свыкнуться с человеческой непоследовательностью; под нажимом они могли
бы пересмотреть свое решение...
"Очень сожалеем, но мы отнесли пластину на ту сторону отмели и сбросили
в омут. Мы прикажем обыскать дно, однако..."
Лавон не мог совладать со щемящим чувством уверенности, что ответ будет
именно таким или очень похожим. Если цилиндры пришли к выводу, что вещь
больше не нужна, они не станут приберегать ее со старушечьей скаредностью
где-нибудь в чулане. Они ее действительно выбросят - решительно и
бесповоротно.
Да, наверное, это и к лучшему. Какую пользу принесла пластина
человечеству - давала Шару повод для размышлений на склоне лет? Все, что
сделали Шары для людей, здесь, в воде, в этой жизни, в этом мире, достигнуто
путем прямого эксперимента. Пластины пока что не дали людям ни крупицы
полезных знаний. По крайней мере, вторая пластина толковала исключительно о
проблемах, о которых резоннее, вообще не задумываться. Пара абсолютно правы.
Лавон слегка передвинулся по поверхности листа, с которого надзирал за
экспериментальным сбором сочных сине-зеленых водорослей, плавающих спутанной
массой под самым небом, и осторожно почесался спиной о жесткий ствол. Пара,
пожалуй, почти никогда не ошибались. Их неспособность к творчеству, к
оригинальному мышлению на поверку оказывалась не только дефектом, но и
ценным даром. Она позволяла им всегда видеть и воспринимать все именно
таким, каким оно было на самом деле, а не таким, каким хотелось бы его
воспринять, - в этом смысле они были словно лишены желаний.
- Лавон! Ла-а-во-он!..
Призывной клич поднялся из сонных глубин. Придерживаясь рукой за край
листа, Лавон перегнулся и глянул вниз. Снизу вверх на него смотрел один из
сборщиков - в пальцах у человека было тесло, с помощью которого клейкие
пряди водорослей отделяли одну от другой.
- Я здесь. В чем дело?
- Мы обособили созревший сектор. Можно приступать к буксировке?
- Приступайте, - ответил Лавон, лениво поведя рукой, и вновь откинулся
к стволу. В тот же миг у него над головой вспыхнуло ослепительное
красноватое сияние, вспыхнуло и потекло в глубину, будто сеть из чистого
золота.
Значит, там, высоко над небом, вновь ожил великий свет; он горит весь
день, то усиливаясь, то тускнея, повинуясь законам, которых ни один Шар еще
не сумел вывести. Немногие из тех людей, кого обласкал этот теплый свет,