"Николай Богданов. О смелых и умелых (рассказы военного корреспондента) (про войну)" - читать интересную книгу автора

островатые семечки лука, и похожие на просинки семечки салата, и даже
угловатые, сморщенные семена свеклы. В них много питательного.
Конечно, если бы их было много, а то щепоточка. А вот если их посеять
и вырастить, это же будет целая гора. А вырастить есть где, столько
вокруг скверов и дворов. Ого, только копай да сажай!
Пионеры уже взяли на учет будущие огородные площади и все
спланировали, где что сажать и сеять.
Важно дождаться весны, а уж там-то мы проживем! И другим поможем.
Надо жить. Если не будет мальчишек, кто же будет копать грядки. Надо
проявить силу воли и не сжевать эти чудесные семена.
Есть же в Ленинграде люди, которые хранят знаменитую на весь мир,
собранную за долгие годы русскими учеными коллекцию семян пшеницы.
Тысячи сортов. Начиная с тех, что обнаружили в гробницах фараонов
Древнего Египта, до тех, что нашел академик Вавилов в неприступных горах
Памира.
Там их не горстки, а килограммы, центнеры, тонны - пакетиков,
пакетов, мешочков, мешков... И все целы. Их стерегут для науки, для
будущего люди, умирающие от голода. И не жуют, как крысы. Нет, это люди,
они не сдаются. Про их стойкость так хорошо рассказывал Антон Петрович.
А какие же там, наверно, хорошие, крупные зерна! Однажды маме на заводе
выдали горсть ячменя за ударный труд. Ой, как же они взволновались, как
его есть. Нельзя же так сразу. Сжевать, и все. Дикость какая! Ячменные
зерна вначале поджарили, потом смололи на кофейной мельнице и целую
неделю заваривали и пили как кофе!
Что же это за прелесть, когда пьешь не пустой кипяток, а заваренный
хоть чем-нибудь!
Но это все в прошлом, это было еще тогда, когда Алик сам сбегал и сам
поднимался по лестнице. И даже тогда, когда его стала вносить мама. А
потом она сказала: "У меня нет сил поднять тебя". И Алеша перестал
выходить на улицу. Вот тогда пришлось сдать горн другому пионеру.
"Тра-та-та! Та-та!" Горнист все еще ходит, трубит. Пионерская побудка
доносится в разбитые окна.
"Горнист жив, и я буду жить!"
Алеша готов встать и сесть за стол завтракать. Там на тарелке,
накрытой чистой салфеткой, лежит ломтик хлеба, уже натертый чесноком.
Мама убирает оставшиеся дольки, смешная, не верит в его силу воли!
Чудачка, он же знает, где спрятан чеснок, и может достать в любую
минуту. Но он стойкий, никогда не съест свою порцию хлеба просто так, не
проглотит жадно кусками, а сделает все, как велит мама. Нальет горячего
чаю из термоса, оставшегося в память от папы. Добавит туда одну чайную
ложку, одну, вареньевой воды. Есть у них такая. Они налили воду в старую
банку от варенья, которую забыли когда-то вымыть, и получился душистый,
пахнущий клубникой настой. Вот если его влить в кипяток одну лишь чайную
ложечку, это уже будет не просто кипяток, а чай с клубничным вареньем!
Все это Алеша представил себе и опять чуть не улыбнулся, но вспомнил,
что от улыбки у него трескаются и кровоточат губы, и сдержался.
Вставать было нужно, но так не хотелось, угревшись под одеялом и
шубами, лежал бы и лежал весь день, но у него есть священная обязанность
- заготовка дров. До прихода мамы он должен заправить печку. Это их
праздник - затопить и смотреть, как играет пламя. Усевшись рядышком,