"Евгений Богданов. Поморы (Роман в трех книгах, кн.1)" - читать интересную книгу автора

- Сегодня со зверобойки должны прийти. Дедко Иероним вечор сказывал: к
обеду ждут мужиков. Батя придет, белька принесет.
Мать убрала сковороду, дала детям каши, налила молока. Принялась
раскатывать на столе пшеничное тесто. Круглое, еще молодое кареглазое лицо
ее светилось в улыбке.
Тишка обрадовался:
- С батиным приходом и белых пирогов поедим. Во! - он оттопырил большой
палец, глянул на брата.
Родька пил молоко, не сводя с матери серьезных с грустинкой глаз. Он живо
представил себе, как в избу войдет отец - обросший бородой, похудевший, с
сухим обветренным лицом, в овчинном совике1 и огромных бахилах с
голенищами, обрызганными тюленьей кровью. Войдет и, сняв шапку, грузно
опустится на колени перед образом Николы морского, чей лик темнеет в
красном углу. Будет шептать благодарную молитву, стукаться лбом о пол.
Потом скинет совик, поцелует мать, обнимет сыновей. Вытащит из мешка сырую
желтовато-белую шкуру белька - тюленьего детеныша и скажет: "Это вам,
ребята. Только выделать надо". А сам - в баню.
Наевшись, Родька и Тишка оделись, вышли во двор, взяли чунки - санки без
бортов, поставили на них деревянный ушат и поехали к колодцу за водой.

Анисим Родионов, навалясь грудью на лямку из толстой сыромятной кожи, шел
с первой лодкой - пятериком. Его товарищи - трое с одного борта, двое с
другого - тащились понуро, часто оскользаясь на снегу. Устали смертельно,
едва переставляли ноги. Всю дорогу хотелось пить. На остановках по очереди
прикладывались к пузатому чайнику с водой. Лодка шуршала днищем и
полозьями, приделанными по обе стороны киля, по насту. В ней, под куском
брезента от старого паруса - буйном уложены сырые, тяжелые тюленьи шкуры.
Добыча богатая, но сушит сердце зверобоев тоска: потеряли товарища. Анисим
всю дорогу от самого Моржовца1 до деревни мучительно подбирал слова,
которые придется говорить вдове Парасковье Мальгиной. Да что слова! Разве
помогут они, утешат в том огромном черном горе, что волокут мужики лямками
по льду вместе с добычей Парасковье Петровне!
Анисим думал: "Все ли я сделал, чтобы спасти Елисея? Не допустил ли
промашки?" Ему казалось, что он, как юровщик, не был настойчив в поиске.
Может, следовало бы утром отправить снова людей? Но погода! Злая,
штормовая погода: кругом разводья, волна чуть ли не торчком ставила
льдины. Хрустнет, словно яичная скорлупа, любая лодка. Отправлять
зверобоев на поиски - значит посылать их на верную смерть. Еще несколько
мужиков не вернулись бы домой... "Ты сделал все, что мог", - говорил
Анисим себе. Но тут же внутренний голос возражал: "А все ли?" И опять
сомнения, и снова невеселые думы.
Тоскливо на душе было и у Григория Хвата. Но он-то, побывавший в ту ночь в
передряге, отлично знал: поиски бесполезны. Чтобы успокоить юровщика, Хват
говорил ему:
- Такая круговерть! Никак нельзя было оставаться во льдах. Поверь, Анисим,
уж я ли не любил друга Елисея... Но не мог я вести людей смерти прямо в
пасть.
"Эх, Елисей, Елисей! И надо же было тебе сунуться за те ропаки! Зачем
ослушался команды? Все вернулись к лодкам, добычу даже покидали, а ты
пошел еще стрелять. Кого же винить в твоей гибели? Забыл ты поморское