"К.А.Богданов. Каннибализм и культура: превратности одного табу " - читать интересную книгу автораметафорой тотемической трапезы мыслится евхаристия, смысл которой, по
Фрейду, состоит в том же "устранении отца" и, соответственно, самоотождествлении, возвращении себе самих себя. Традиционная экзегеза утверждает, что, причащаясь к хлебу и вину, отождествленным самим Христом с его телом и кровью (1 Кор. 11: 24; Лк. 22: 20), верующий вспоминает о жертве, принесенной ради него, и тем самым приобщается к реальности иносоциального - не повседневного, но вечного. "Тела наши, пользующиеся Евхаристией, уже не суть тленны, в себе нося надежду воскресения навеки", - пишет св. Ириней . По наставлению Василия Великого: "И для самой вечной жизни необходимо причащение Тела и Крови Христовых" . Сложнее обстоит дело с проблемой отождествления хлеба и вина с плотью и кровью Христа. Истолкование этого отождествления в профаническом приближении не свободно от каннибалических ассоциаций. История христианства знает прецеденты, когда верующие отказывались от любой другой пищи, кроме причастия. Шокирующее впечатление оставляет в данном случае жизнеописание святой Катерины Сиенской: по сообщению нескольких ее биографов, чтобы причаститься к мукам Христа, Катерина берет в рот грудь умирающей женщины и пьет ее гной, после чего на нее нисходит видение самого Христа, открывающего свои раны и призывающего пить его кровь. Пример этот не единственен, но, при всех исторических эксцессах буквального понимания таинства евхаристии, факт, который не может не показаться вполне символическим, заключается в том, что прямые аналогии между евхаристией и каннибализмом оказались востребованными - в контексте экспансии соответствующих сюжетов - только в культуре XX века. * * * С психологической и социологической точки зрения интерес человека к запретному определяется в порядке его вопрошания о самом себе. "Антисоциальное", с этой точки зрения, неразрывно связано с "иносоциальным", вообще - иным , представление о котором невозможно без постоянного различения нормы и патологии и, соответственно, без обнаружения связи между тем, что существует как должное, данное , и тем, что существует как предполагаемое, особенное. Актуальность каннибализма объяснима в данном случае постольку, поскольку он выражает "особенное" в уже известных формах социальной и культурной практики - будь то агрессия, экзотика или эзотерика. Характерное "оправдание" жертвенному каннибализму и каннибализму вообще было дано уже модернизмом и, в частности, русским символизмом, противопоставившим косности унылой "повседневности" XIX века эпатаж исторических и мифологических прецедентов. По воспоминаниям Н. Минского, такой авторитет раннего русского символизма, как Александр Добролюбов, мистифицируя знакомых намеками о совершаемых у него дома языческих обрядах, читал своим знакомым "поэму в прозе, в которой рассказывалось, как несколько молодых людей пообедали "кубическим куском" жареного человеческого мяса. На все вопросы автор отвечал двусмысленною улыбкой, ничего не имея против того, чтобы мы видели в нем одного из сотрапезников". М. С. Альтман передает слова Вяч. Иванова, сказанные им в ответ на намерение Альтмана стать вегетарианцем: |
|
|