"Александра Богданова. Освободите площадку! Лечу-у-у!.." - читать интересную книгу автора

бы по вкусу пресыщенным кузятинцам. Но как все хорошие артисты,
Сева-Севастьян был плохим администратором, и он ответил Семар так, как
совсем бы не стоило отвечать:
- Скатертью дорожка, мисс редиска, - сказал обидчивый Сева-Севастьян. -
Идите и пойте свои идейные песни где-нибудь в другом месте. Желаю успеха.
И приподнял при этом хипейную кепочку с козырьком, привезенную на прошлой
неделе из Риги услужливым Кактусом.
И тогда случилось непонятное. Нет, если об этом рассказать, так
нормальные люди в жизни не поверят. Кузятинцы по сей день не верят и
утверждают, что это Сева-Севастьян с Кактусом вместе договорились и плетут
небылицы, потому что Лариса утерла им нос. Но это не так. Ребята, они тоже
себе не враги и врать бы такое не стали, такое и придумать нельзя, потому
что кто бы это интересно додумался, что кузятинская девочка-как-девочка
Лариса Семар может раздуться в шар диаметром один метр, взять под мышку
громадину Бурбона, сунуть ему в зубы шнурок от гитары, встать на перила
колокольни и со словами "я пошла" нырнуть втроем сначала в облако, а потом
преспокойно опуститься на девственный ромашковый луг.
Свидетели минут на десять потеряли дар речи, а когда его вновь обрели,
Кактус взглянул исподлобья на руководителя и полусказал-полуспросил:
- Ну, так я за Салатиной сбегаю? Она по лестницам... ходит.
И побежал, А Сева-Севастьян продолжал смотреть на опустевший луг и
размышлять, что лучше: летающая солистка с собственной точкой зрения или
ходячая по лестницам Салатина Зоя.
Теперь, читатель, когда вы немного вошли в курс дела, можете понять, что
пережили кузятинцы, узнав, что их крупный железнодорожный узел будет
представлен на фестивале Ларисой Семар. Они с повышенным вниманием следили
за прессой, радио и телевидением, чтобы не пропустить сообщения о
какой-нибудь ее выходке. Маргарите Евгеньевне, к примеру, мерещилось
воззвание к молодежи мира, написанное якобы рукой Переса де Куэльяра, а на
самом деле - Ларисой Семар. Кактусу так и виделось, как она "увековечивает"
свой город прыжками-полетами с Останкинской телебашни, а Зое Салатиной так и
слышалось, как Семар распевает на всех подряд московских эстрадах от
Лужников до Большого театра шутовские куплеты о том, что она делала вчера и
что станет делать завтра. А гости фестиваля посматривают на нее ласковыми
глазами и хихикают украдкой в кружевные платочки, как это любила делать сама
Салатина. И только задумчивый Сева-Севастьян и привязавшийся к нему в эти
дни пес Бурбон не осуждали Семар и надеялись, что все обойдется.
Каким поездом, в котором часу вернулась она в Кузятин, установить так и
не удалось. Но факт остается фактом - на следующий день после торжественного
закрытия фестиваля по улице Конармии, главной улице города, шагала как ни в
чем не бывало Лариса Семар и, что-то напевая, разглядывала себя во всех
витринах и автомобильных стеклах. Рядом трусил счастливый Бурбон, язык его
от гордости и жары свешивался куда-то вбок из черных зарослей, и кузятинцы,
наконец, установили, где у этого зверя находится голова. Вызывающая дневная
прогулка и Ларисино пение под вечер на пустыре, словно ничего не произошло,
словно никто никуда не ездил, вынудили городок прибегнуть к крайней, не
свойственной ему мере. Делегированные смельчаки остановили Ларису по дороге
домой и спросили напрямик:
- Где ты была?
- Везде, - сказала она,